"Фаина Марковна Оржеховская. Шопен " - читать интересную книгу автора

Просто тебе так хочется, а что тебе хочется, то и должно быть.
- Не цвет сиреневый, а только оттенок! - с волнением отвечал
Фридерик, - но ведь это прямо в глаза бьет! Я не могу тебе доказать, но
гениальный художник нарисует - и ты поверишь!
- Зачем же ему рисовать несообразности? Он должен изображать то, что
есть!
- Но ведь мы с тобой не всегда видим то, что есть!
С этим Домек не спорил. Физики, которых он уважал, говорили нечто
подобное.
- Зачем художнику переносить на полотно то, что все уже много раз
видали? - продолжал Фридерик свою мысль. - Он должен показать новое!
- Тогда это никому не будет понятно!
- Напротив! Знаешь, что я тебе скажу? Людям хорошо понятно только
новое! Не смейся, пожалуйста! Когда им скучно, у них притупляется внимание.
А когда их захватит небывалое, они скажут: а ведь мы это чувствовали давно,
только не смогли выразить!
В другой раз Фридерик рассказывал:
- Сегодня я сочинил мазурку под впечатлением песни соловья. Он долго
пел, а я слушал.
- Что же у тебя там? Колоратуры?
- О нет! Я не признаю звукоподражания!
- Так что же?
- Мелодия. Он поет свое, а я - свое.
- Но у соловья нет мелодии!
- А у меня есть. Этим мы и отличаемся друг от друга!
- Что же у вас общего? - Чувство.
Домека это убеждало. Но через несколько минут он осторожно спрашивал:
- А ты уверен, что соловей испытывает "чувства"? Боюсь, что мы плохо
знаем жизнь птиц!
- Поэты разных народов и во все времена говорили нам о влюбленном
соловье, который запевается до смерти, любя. И роза ему внимает. Я не могу
не верить поэзии...
- А вот у нас в учебниках...
- Что мне учебники! Я сам слышу! И что могут знать ученые о чувствах?
Это не их дело!
С утра Фридерик играл на фортепиано. А потом на большой веранде они с
Домеком и его матерью рисовали для дачной газеты "Курьер шафарнский" - в
подражание "Курьеру варшавскому". Помещали ежедневную юмористическую
хронику: как дождь застал их в поле и они вымокли, как пустились бежать со
всех ног, услыхав кваканье лягушки в болоте, как во время праздника
танцевали ночью при свете костров и как Фридерик вздумал кататься на
норовистом жеребце. - Я все еще сижу на нем, глядите! - было написано под
карикатурой, изображающей буйного жеребца и сидящего на нем
испуганно-гордого Фридерика. - А почему сижу? Потому, что он еще не
догадался меня сбросить! - Хрупкий Фридерик ни в чем не хотел отставать от
здорового, сильного Домека: ездил верхом, лазил по деревьям, купался в
холодной речке. Простужался, падал, ушибался, потом целую неделю хромал, к
ужасу пани Дзевановской, но продолжал свои отважные экскурсии, а потом
рисовал на себя карикатуры.
Куявия была родиной его матери. Пани Юстына часто пела, и оттого