"Владимир Викторович Орлов. Романтика латиноамериканской прозы (Эссе)" - читать интересную книгу автора

полезны в начатом разговоре. Но раз уж пришел и уселся за стол, скажу вот о
чем.
Когда я читал материалы вашего журнала, у меня возникло не то чтобы
чувство протеста, скорее чувство несогласия с наиболее решительными
заявлениями, что латиноамериканская литература заскочила чрезвычайно далеко
вперед, обогнав все прочие литературы и преподав этим прочим литературам и
культурам урок. При этом шла речь об "усталости" прозы Старого Света,
Северной Америки и т.д. Перечислялись открытия, сделанные прозой Латинской
Америки последних десятилетий, "адреса" ее влияний. Слова об этом - более
других - и вызвали мое несогласие.
Я читатель. Меня окружают книги. Они мне нужны, к ним я отношусь просто
как человек, а не как литературовед, не как специалист, который занят
изучением процесса во всей его временной последовательности. И для меня
литература - вовсе не многодневная велогонка, в которой кто-то на каком-то
из этапов должен получить желтую майку лидера, кто-то - приз и чья-то
команда вот-вот первой ворвется на стадион. Для меня литература - единое
целое, библиотека жизни. На одной полке у меня могут стоять Петроний и
Гашек. Экземпляры этой библиотеки для меня - объекты общения с кем-то и с
самим собой, средство понимания людей, средство самопознания, в них уроки
разума и жизни, в них обретение надежды. Сегодня я протяну руку и возьму с
полки Распутина, а завтра Монтеня. Этапов велогонки для меня в литературе
нет.
Вот слышу об усталости европейской прозы, а я только что перечитал
Томаса Манна, и для меня слова об "усталости", пусть и относящиеся к прозе
последних лет, уже не важны. Манн оказывается для меня собеседником не менее
интересным и необходимым, нежели, скажем, латиноамериканские прозаики. А
потому мне и кажется, что "выдача" латиноамериканской прозе "желтой майки
лидера" является делом отчасти искусственным и условным (выделяю опять же
"Сто лет одиночества" - этот случай на самом деле особый).
Вызывают мое несогласие слова о некоей исключительности
латиноамериканской прозы в процессе развития мировой культуры. Для меня, как
для читателя и человека, современная японская проза, как, впрочем, и
средневековая, возникшая на другой почве, в других условиях человеческого
существования, в других культурных традициях, не менее интересна, чем
латиноамериканская. То есть латиноамериканская проза для меня не одинока.
Разные культуры при тех социальных совпадениях, которые возникают в разных
странах мира, при том, что ли, настроении человечества, общем его состоянии,
общей мифологии, возникшей и возникающей в конце второго тысячелетия, могут
создавать произведения общечеловеческого уровня. Не одна лишь
латиноамериканская литература.
Оказала ли на меня влияние латиноамериканская проза? Пожалуй, пока нет.
Произвела впечатление. И впечатление сильное. Прежде всего, конечно, "Сто
лет одиночества". И потом Варгас Льоса - "Капитан Панталеон и Рота добрых
услуг" и "Тетушка Хулия и писака".
Когда я прочитал "Сто лет одиночества", среди прочих пришла мысль: "А
ведь я видел нечто подобное". Мысль была странная, но вот пришла. Потом я
вспомнил, что именно я видел. Видел фотографии зданий Мехико, Лимы, Боготы,
в частности в монографии Е.Кириченко "Три века искусства Латинской Америки".
Искусствоведами признано, что Латинская Америка уже дала человеческой
культуре явление мирового порядка: это архитектура трех веков колониального