"Раиса Д.Орлова-Копелева. Двери открываются медленно" - читать интересную книгу автора

восемнадцатый век, а ведь это просто - посудный магазин, никакой не
памятник. Сейчас, к сожалению, подобные вывески даже не всегда замечаю.
У собора туристы, разноязычная речь, щелкают фотоаппараты. И тут же
проходят демонстрации. "Протестуем против преследований верующих в Румынии!"
Около сотни участников. Раздают листовки. Скучающий полицейский наблюдает.
Большая толпа огибает демонстрацию. Вижу часть плаката: "...осужден на
десять лет лагерей".
Другая демонстрация, гораздо многочисленнее. На плакате: "Протестуем
против американского и советского империализма". Немецкая приятельница
поясняет:
- Резко повысились цены на общественный транспорт, вот они и протестуют...
Связи между империализмом и ценами на транспорт я так и не уразумела.
Демонстрация - понятие, изменившее смысл за годы моей жизни. В последнее
время оно означало: два-три десятка смельчаков в День прав человека на
Пушкинской площади в Москве пять минут молчат, сняв шапки: протест против
того, что инакомыслящих заключают в тюрьмы. Участников заталкивают в
милицейские "воронки".
Тут видела по телевизору, как некоторых участников демонстрации в
Брокдорфе заталкивали в полицейские машины. Эти люди выступали против
строительства атомной станции.
Протестовать против правительственного решения, связанного с военной
промышленностью, - мало кто у нас на это решится. Между тем атомные станции
строят вплотную у городов.
Стоп!
Неизвестное можно, наверное, понять только через известное. Сравнением.
Сопоставлением. Ищу меру.
Можно сравнивать вещи конкретные, реальную зарплату. Сколько раз мы в
Москве слышали по "Немецкой волне": рабочий в СССР, чтобы купить костюм
(велосипед, приемник, ковер), должен проработать у станка столько-то,
рабочий в Федеративной Республике Германии - столько-то. Рабочие в ФРГ живут
несравненно лучше, это очевидно.
Думаю, что, прочитав или услышав о демонстрации в Брокдорфе, на многих
московских кухнях, где чаще всего и решаются все мировые проблемы, качают
головами, а то и обличают: с жиру бесятся... нам бы их заботы...
Еще в Москве спрашивала себя после подобных споров: почему я должна
считать, что горше моего, нашего горя и нет на свете? Да и в непредставимых
обычному рассудку астрономических числах - 30 миллионов, 60 миллионов
погибших - так легко теряется одна гибель, горе одного, близкого ли,
дальнего...
Нет, я не желаю жителям Западной Европы наших забот. Я радуюсь тому, что
на этой земле такое изобилие, такой невообразимо легкий (особенно с нашей
точки зрения) быт; радуюсь и тому, что люди могут позволить себе выйти на
демонстрацию (независимо от того, по душе ли мне лозунги данной
демонстрации), и это не грозит крушением всей жизни для них и для их семей.
А горя и здесь, в Германии, было предостаточно.
Мы в Москве часто жаловались, - и я еще пожалуюсь, - на то, как мало о
нас, о нашей жизни знают за границей. Но сегодня думаю - кто из множества
друзей, собиравшихся у нас дома, знает, что в конце войны четырнадцать
миллионов немцев были выселены из родных мест, и два миллиона из них
погибли? Я об этом услышала только здесь.