"Раиса Д.Орлова-Копелева. Двери открываются медленно" - читать интересную книгу автора

они либо еще не были написаны, либо хранились в ящиках письменных столов и
лишь позже дошли до читателей. И возникла едва ли не массовая тяга к
Ремарку, непонятная вне обстоятельств и времени. Необходимую именно в этот
момент духовную пищу мы находили у немецкого писателя, которого сегодня
плохо помнят у него на родине.
После долгих лет отрезанности к нам стали возвращаться старые и появляться
новые произведения зарубежных писателей. Это происходило с трудом, каждое
писательское имя приходилось пробивать, доказывать, часто не без хитростей и
всяких дипломатических уловок, что эти писатели "прогрессивны", а то и
близки советской идеологии. Находили несколько фраз, скажем, в защиту мира -
значит, можно издавать. К тому же мы доказывали, что каждая такая публикация
укрепляет престиж СССР.
В годы сталинщины были под запретом даже некоторые произведения
иностранных писателей-коммунистов: "Десять дней, которые потрясли мир" Джона
Рида, "Герои пустынных горизонтов" Джеймса Олдриджа, "Транзит" Анны Зегерс,
все драмы Брехта.
Почти двадцать лет борьба за публикацию хороших талантливых новых и старых
иностранных книг и составляла смысл моей жизни. Моя специальность -
американская литература. Я предлагала редакциям журналов и издательствам
произведения, прочитанные мною по-английски, писала предисловия,
рецензировала. Добивалась, чтобы издавали Хемингуэя и Фолкнера, Хеллман и
Миллера, Сэлинджера и Стейнбека, Апдайка и Болдуина.
Работая в журнале "Иностранная литература", я занималась, конечно, не
только американцами, но и писателями других стран: Дорис Лессинг и Грэмом
Грином, Мориаком, Сент-Экзюпери, Брехтом и Беллем. Опубликовала шесть книг и
больше двухсот статей, преимущественно о литературе США. Страны, в которой
не бывала. Нас и не удивляло то, что, постоянно твердя о связи литературы с
действительностью, мы изучали иностранные книги, не побывав на родине
автора, словно ставили опыты в лаборатории или изучали мореплавание в
закрытом бассейне.
Первая не метафорическая дверь на Западе, которая настежь распахнулась
перед нами, была в Кельне - 12 ноября 1980 года в квартире Генриха Белля на
Хюльхратерштрассе, 7. Много лет до этого писали сюда и отсюда получали
письма.
...После радостной суматохи встречи надо начинать жить в непривычном,
странном мире. Жить беспомощной, глухой и немой - немецкий язык я начала
учить за две недели до отъезда.
И языковая стена - не единственная: не знаю, как войти в трамвай, в метро.
Автомат почему-то меня не слушается. У нас бросаешь пятак, и езжай по всей
линии. Не знаю, как покупать, как спросить, как понять, что тебе ответят.
Нужен поводырь.
В нашем московском доме перебывало множество иностранцев, больше всего -
немцев и американцев. Одни лишь промелькнули, с другими связала дружба,
закрепленная их приездами в Москву, перепиской, телефонными разговорами,
пока у нас не выключили телефон.
Но поводырь из местных жителей даже и представить себе не может, чего я не
знаю. Помогла мне больше всего подруга, которая сама испытала шок адаптации
раньше.
Надо привыкать самой. Раковина для мытья посуды. Два крана, на одном я
сначала заметила лишь красную полоску - жду горячей воды. Но нет никакой.