"Кейт О'Риордан. Ангел в доме " - читать интересную книгу автора

увечной поступью, пришлось уронить папку с музейными записями. По улице
Кромвеля она поначалу двинулась в одну сторону с Робертом. Не к музею ли?
Роберт не возражал бы против такого счастливого совпадения, - впрочем, сам
не зная, зачем ему это нужно. Пожалуй, и ни к чему... разве что отвлечь
разыгравшиеся, как всегда перед экскурсией, нервы.
Девушка в синем плаще остановилась на островке безопасности посреди
Экзибишн-роуд. Пережидает красный свет, решил Роберт. И опять ошибся. Она о
чем-то раздумывала, явно колеблясь с решением. Стриженая голова
поворачивалась то в одну сторону, то в другую, словно девушка запуталась.
Роберт добежал бы до островка и предложил помощь, если бы не плотный поток
машин. Острые плечи под чересчур просторным плащом приподнялись, замерли на
мгновение... зажегся зеленый... плащ метнулся через дорогу. Прочь от музея.
Роберт смотрел ей вслед. Оригинальна даже в походке. Десяток проворных
мелких шажков, и тут же медленные, степенные. Резво - неспешно, быстро -
медленно... и так вдоль всей улицы, пока не скрылась из глаз. Светофор вновь
сменил огни. Роберт застрял на островке, прислушиваясь к неизвестно откуда
взявшемуся чувству разочарования. Под ногами блеснул десятипенсовик. Роберт
наклонился, поднял монетку и сунул в карман. Может, принесет счастье?
Монетка звякнула, присоединившись ко всем тем монеткам, пуговицам и
скрепкам, от которых он счастья так и не дождался. Хорошо хоть мелочь стали
делать поменьше, а то мелькнувшую вдалеке удачу не догнать с таким грузом.
Вытянув шею, он еще раз глянул влево - убедиться, что девушка не передумала.
Группа хохочущих иностранных студентов, взявшись за руки, перегородила
тротуар. Роберт дождался, когда молодняк свернет за угол, но улица была
пуста. Девушка исчезла.

Глава вторая

Бонни однажды заявила, что застенчивость - не более чем форма
высокомерия. Смотришь на такого застенчивого и диву даешься - до того
накачан самомнением, что трясется над каждым словом, вместо того чтобы
тихо-мирно нести себе вздор, как все нормальные люди. Переминается с ноги на
ногу, пингвин надутый, словно кого-нибудь его терзания волнуют. Лично ее,
Бонни, ни капельки не волнуют. Ее от них наизнанку выворачивает.
Все это она отпустила, бросая на сына недобрые взгляды из-под набрякших
век, пока Роберт исполнял свои еженедельные обязанности мусорщика в ее
плавучем доме. Крупица правды в ее словах есть, признал он, - та самая
соленая крупица, что в состоянии разбередить застарелую рану.
Признать-то он признал, и все же перед морем лиц, выжидающе обращенных
к нему, чувствовал что угодно, только не самомнение. Неловкость - это да, в
унизительно-болезненной степени... Роберт сделал глубокий вдох. Попытался
взглянуть на себя глазами экскурсантов. Выдохнул.
- Итак... С чего начнем? - С глубокомысленным видом он обошел
стеклянную витрину - центральный экспонат зала Европы и Америки.
Может, зрители решат, что он полностью владеет ситуацией. Туристы
послушно потащились следом. Толпа была разношерстной, как всегда: несколько
старушек-итальянок, американцы со Среднего Запада, супруги из Норвича,
громила-француз, интересующийся содержимым своего носа куда больше, чем
викторианской мебелью и фарфором.
- Так... По правую руку вы видите дубовый буфет, великолепный образец