"Николай Орехов, Сергей Орехов. Серый (Повесть) " - читать интересную книгу автора

подоконника хлопающей шторой стеклянная ваза. Помянув еще раз недобрым
словом свою забывчивость, Равин принялся наводить порядок.
Через полчаса рукописи возвышались стопкой рядом с пишущей машинкой,
ваза заняла свое место на подоконнике, и только под балконной дверью
поблескивала нанесенная дождем вода.
Равину не хотелось идти в ванную за тряпкой: видение в зеркале оставило
неприятный осадок. Потоптавшись перед лужицей, Владислав Львович стал
задергивать штору. За окном было тихо, дождь перестал. Деревья замерли в
синеватом лунном свете и казались восковыми. Равин выглянул на балкон. После
дождя дышалось легко. Вечерняя прохлада скользнула под влажную рубашку.
Тишина, вид звездного неба и полной Луны действовали успокаивающе. Слегка
задернув штору, он оставил дверь на балкон открытой.
Равин направился к кровати и замер - из-под покрывала, свисающего до
пола, высовывалась нога в помятой брючине и в заштопанном на пятке носке.
Пять минут назад этой ноги не было. Да и под кроватью никого не было - Равин
доставал оттуда листы рукописи.
"Неужели-таки воры, - подумал Владислав Львович. - Где же они
прятались? На кухне?"
- Эй, ты, под кроватью! Пылью дышать не надоело? - скорее прошипел, чем
сказал Равин. Не дожидаясь ответа, шагнул к кровати и пнул по ноге. -
Вылезай, тебе говорят!
Однако непрошеный гость не желал вылезать. На кухне, нарушая повисшую
тишину, застрекотал сверчок.
Равин рывком откинул покрывало, присев, заглянул под кровать.
- Э-эй! Ты чего там, умер, что ли, с перепугу?
Мужчина в голубой, как у Владислава Львовича, рубахе лежал на спине,
вцепившись левой рукой в пружину матраца. Эта рука мешала разглядеть его
лицо. Равин ударил по руке ребром ладони.
- Хватит тут... - начал было он и осекся.
Рука плетью упала на пол. Несколько раз дренькнула освобожденная
пружина.
- Ты что? Ты это брось! - Равин встал на колени, подсунул руки под
лежащего и осторожно потянул его из-под кровати. - С сердцем, что ли, плохо?
Кто же с таким сердцем по чужим квартирам...
Он осторожно двумя пальцами повернул голову незнакомца. Застывший в
предсмертном крике рот, открытые, выпученные глаза повергли Владислава
Львовича в тихий ужас. Ногам стало холодно. Медленно, не отрывая взгляда от
лежащего перед ним трупа, Равин поднялся с колен. Он узнал рубаху, помятые
брюки, узнал носки, собственноручно заштопанные на пятках. Это был не вор,
это лежал его собственный труп, труп Владислава Львовича Равина.
Равин понимал невероятность происходящего. Вопрос о том, снится ли ему
сон, был категорически отвергнут. Он всегда смеялся над теми, кто в подобных
ситуациях щиплет себя за руку или за что-нибудь еще. Но коли не сон, значит
все происходит на самом деле, и он действительно стоит над собственным
трупом. Владиславу Львовичу стало страшно, страшно по-настоящему.
Он попятился и вжался в угол между стеною и книжным шкафом. Надо бежать
из квартиры и вызвать милицию: пусть она разбирается с этой чертовщиной. Он
двинулся было к двери, но замер. С трупом что-то происходило, показалось,
что он пошевелился.
Одежда на мертвеце начала бледнеть, от нее поднялся легкий дымок,