"Анатолий Онегов. Снегириное царство (Сборник рассказов) " - читать интересную книгу автора

весной - в самом начале марта вылетят они из чащи навстречу первой песне
глухаря-токовика.
Старый глухарь-токовик выбирался из еловой чащи и прилетал на свое
моховое болото еще в конце февраля. Еще далеко было до первых настов, до
прочной дороги по настам через сугробы, а он, старый глухарь, уже
выхаживал под болотными сосенками, разминая перед первым весенним танцем
затекшие за зиму ноги.
Глухарь широко распускал свои огромные, крепкие крылья и, тяжело
переступая с ноги на ногу, то правым, то левым крылом глубоко чертил по
сторонам от себя ледяной февральский снег. По февральским сугробам глухарь
расхаживал недолго. Он снова усаживался на сосну, на которую вылетел
поутру из леса, немного топтался на толстом суку, будто проверяя, крепок
ли он еще, потом медленно расправлял крылья и летел обратно в глухую
лесную чащу.
На следующий день старый глухарь снова появлялся на своей сосне,
снова спускался на февральский сугроб, оставляя на рыхлом снегу глубокие
следы больших мохнатых лап и широкие борозды от распущенных крыльев.
В хорошие солнечные дни, когда было тихо и казалось, что весна
подошла к нашему лесу совсем близко, я надевал лыжи и шел к моховому
болоту, видел там следы старого глухаря-токовика и хорошо знал, что совсем
скоро здесь, среди сосенок и зимних березок, раздастся первая глухариная
песня, первая песня весны.
Это будет очень странная песня, которая никак не походит на настоящую
звонкую птичью песню. В этой песне ты не различишь ни радости, ни грусти.
Просто однажды еще в сером тумане рассвета где-то не очень далеко услышишь
ты звук, никак не похожий на голос живого существа.
Тебе сначала покажется, что где-то неподалеку кто-то согнул, а потом
стал потихоньку отпускать небольшую березку...
Вот эта березка вздрогнула, хотела подняться вверх, но ей помешала
сосна. Березовый тонкий стволик скользнул было по шершавому сосновому
стволу и по лесу негромко раздалось: "чшш-чшш-чшш". Потом береза
остановилась, чтобы освободиться от ветки, зацепившейся за другие деревья,
но другие деревья не отпускали, и тонкие березовые веточки, еще схваченные
морозом, стали отламываться одна за другой с негромким резким хрустом:
"чок-чок-чок-чок". Часть веточек освободилась, и березовый стволик снова
негромко заскрипел по сосновой коре: "чшш-чшш-чшш". И снова хрустнула
одна, потом вторая, потом третья березовые веточки: "чок-чок-чок". И так с
передышками, с расстановками небольшая березка все поднималась и
поднималась вверх к весеннему утреннему свету.
Я всегда замирал на месте, когда вдруг слышал на краю мохового
болота: "чок-чок-чок". Я слышал это "чок-чок-чок" и хорошо знал, что
сейчас в лесу прозвучит песня глухаря... "Чок-чок-чок" - это глухарь
пробовал свой голос перед тем, как начать петь. Я не шевелился -
шевелиться было нельзя: если сейчас в лесу раздастся хоть самый тихий
посторонний звук, глухарь замолчит и улетит, так и не исполнив свою песню.
Вот глухарь выслушал лес, ничего не обнаружил подозрительного и,
забыв обо всем на свете, не обращая внимания ни на что, запел не похожую
ни на какую другую свою глухариную песню: "чшш-чшш-чшш".
Сейчас можно смело идти к птице, можно быстро бежать к ней по
открытому месту и совсем не бояться, что глухарь, поющий на сосновом суку,