"Рудольф Ольшевский. Поговорим за Одессу (рассказы)" - читать интересную книгу автора

- Думает Сеня, но не подает виду, что догадался об этом.
- Что будем делать? Ты что, забыл, птицы. Сначала птицы.
- Ах, да. И какие появятся первыми?
- Куры. Разводи курей. Я умею делать фаршированную шейку. У тебя
Святой Дух захватит. Когда перейдешь к рыбам, напомни мне. Я из них тоже
кое-что приготовлю. Пальчики оближешь.
- Итак птицы, рыбы, звери.
- Да, да. И чтоб одни кусались, вторые бодались, третьи убегали,
четвертые удирали. Но ради бога, Господи, сделай кого-нибудь, чтобы не
бодался и бегал медленно, и улететь не мог.
Гузман вспоминает, как он полз по бесконечному снегу из немецкого
окружения. Полз и думал, что он снова Моисей и на этот раз мерзнуть ему в
снежной пустыне сорок лет. И ужасно хотелось есть. А зверья разного вокруг
было великое множество. Зайцы, белки, глухари, даже лось встретился. Жратвы
на целую жизнь хватило бы. А взять в рот нечего. Все убегает, улетает,
упрыгивает.
Нос у Семена большой и горбатый, как у хищной птицы. А клюнуть им
невозможно. Когти отросли, как у дикой кошки, а никого ими не поцарапаешь.
Зубы, как у обезьяны, а кусать ими некого.
- Плохо, Господи, сделал ты еврея. Может быть, действительно, не
собирался выгонять его из рая. А потом прогнал, да еще так далеко. В
следующий раз, когда начнешь все сначала, я тебе все-таки кое-что посоветую.
И умер бы Семен Гузман на российском снегу, если бы в этой северной
пустыне не попалась ему деревушка с крайней бревенчатой избой. Скрипнули в
сенях двери, передразнивая его интонацию - к вам можно?
Хозяйка только руками всплеснула:
- Господи Иисусе, какой худой еврейчик!
Немцев в этом крошечном селе не было. Русские друг к другу в гости не
ходили. Разве что за углями, если печь остынет. И жили Семен с Марией, как
Адам с Евой после того, как их из рая выгнали.
Сидит Гузман на тумбе крана и думает: "Господи, куда это я перескочил
со своей дурацкой памятью, когда мы с тобой еще и человека не сотворили?"
Однако вернуться сейчас не может. Нужно ему додумать то, что случилось на
земле, а потом возвращаться в небо.
У Марии тоже был бог. И знала она о нем совсем немного. Ночью Семен
снимал с нее крестик, чтобы два божества не переплетались. И жили они
вчетвером, друг другу не мешая - двое на земле, а двое на небе.
Некоторые разговоры Семена смущали душу Марии. Она, например, никак не
могла поверить, что Бог Семена не еврей, а ее Бог еврейской национальности.
- Неужели моему и обрезание делали? - спрашивала она у Семена.
- Да ,- отвечал он. - В Назарете в начале первого века нашей эры.
Гузману было приятно, что он имеет отношение к ее Богу.
А перед самым концом войны вернулся из госпиталя без обеих рук муж
Марии, на которого она давно получила похоронку.
Молча посумерничали они втроем. Распили две пол-литры. Поплакали. А
утром Гузман уехал в Одессу, где дядька определил его в свою рыболовецкую
артель.
Прошло еще два года из тех пяти с лишним тысяч лет, и вдруг от Марии
пришло письмо.
Одесские почтмейстеры все-таки великие психологи. В прошлом веке они