"Рудольф Ольшевский. Поговорим за Одессу (рассказы)" - читать интересную книгу автора

летчику, все равно называли Большой Арнаутской, и погнал машину направо, в
обратную сторону от пляжа Отрада. Вот тут я все-таки немного задержусь.
Городские переулки и Лермонтовский санаторий обрывались к морю
тропинками. А они заканчивались на горбатых красных глиняных холмах, похожих
на пасущихся сразу за парком Шевченко верблюдов. По сухой глине мы
спускались на задницах чуть ли ни до самого моря и прямо в брюках ныряли в
воду, а за нами тянулись багровые полосы глины, как следы от сверхзвуковых
самолетов на закатном небе.
Пока мы отвлекались, Валерка проскочил автобусную станцию на Молдаванке
и погнал машину по киевской трассе. Он пролетал светофоры на красный свет,
оставляя за собой хвост свистков гаишников. Один, дуралей-канареечник сел
ему на хвост, но вскоре отстал, не выдержал гонки. А Спивак вылетел,
наконец, на многополосное шоссе. Тут он еще добавил газу, и когда машина
готова была уже взлететь, резко бросил ее влево, сбив направление ствола
автомата, наставленного на него. Очередь прошила потолок салона. Там
появились такие дырочки, как на туалетной бумаге. Не дав бандиту опомниться,
Спивак резко затормозил и врезался сзади в мчавшийся самосвал, на борту
которого писалось: "Не уверен - не обгоняй!"
В отличие от автомобиля Спивак подлежал ремонту. Врачи его вытащили с
того света и даже, нарушив традиции нашего города, денег за это не взяли.
- Пусть у меня отсохнут руки, если я возьму у вас хоть двадцать
копеек. - Сказал хирург жене Валеры, которая пыталась сунуть ему конверт.
Для убедительности он порылся в кармане, нашел и показал ей двадцать копеек.
Сейчас все три Спивачка с многочисленной еврейской, армянской и
украинской мишпухой живут в Израиле.
- Гвэрыт! - бросаются они к сабрам, если надо что-то спросить на
улице. Испуганные акцентом местные жители шарахаются в сторону. Неужели
опять террористы?
А в Лузановке медленно откатываются волны, и проступают на песке
нерешенные уравнения.
Иногда из Кишинева я езжу в Одессу, чтобы еще раз попробовать решить
их. Но раз от раза дорога туда становится трудней - проехать предстоит
через три таможни. На молдавской можно простоять час. На Приднестровской
иногда два. В зависимости от твоей сообразительности. Здесь подвыпившие
солдаты не говорят напрямую. Они сообщают тебе, что покосились памятники
жертвам кровавого генерала Косташа. И если ты понимаешь намеки, то тут же
жертвуешь пятерку на якобы восстановление надгробий. А тебя моментально
пропускают. Но вот на украинской таможне меньше, чем три часа не простоишь.
Здесь действуют другие расценки. В последний раз я уснул на этом кордоне в
своем суверенном автомобиле.
И снилось мне, как подходят к машине два незалежных таможенника,
напоминая того спиваковского бандита, с автоматом наперевес.
- А ну-ка, друже, видчины свой багажник, падла.
А глаза у них, как в том анекдоте про Ленина и булочку, такие добрые,
добрые. Роются таможенники в багажнике, проверяют каждый закуток, под
запаску заглядывают. И пока они роются, обшаривает мои карманы миловидная
девушка из ихней кодлы. Я и глазом не успеваю моргнуть, как вытаскивает мой
кошелек Сонька
- золотая ручка. Смотри тоже - золотая, как те сапожники. Только у
тех две руки были из драгметалла. А тут его хватило только на одну. Ничего,