"Генри лайон Олди. Жертвы" - читать интересную книгу автора

близким, и Филид резво вскочил на ноги, не дожидаясь приказа Гундосого, и
стал по лестнице карабкаться на стену, которая в этом месте была не выше
пятнадцати локтей.
Он оказался на стене как раз вовремя.
Тяжелая воинская колесница, запряженная парой взмыленных коней,
вылетела из-за поворота дороги, зацепив и смяв растущий на обочине куст
колючего маквиса - и плохо различимый в предрассветных сумерках возница
мощным рывком натянул поводья, сдерживая конский бег и заставляя животных
остановиться у самых ворот.
- Открывай, засони! - низкий голос возницы громом раскатился по
округе, и юноша испуганно покосился на Телема, а тот повел могучими
плечами, словно разминаясь перед кулачным боем. - Эй, город проспите!
Живо!
- До утра обождешь, - бросил со стены Филид. - Приказ басилея
[басилей - правитель города; аналог - удельный князь] Креонта - никого в
город не пускать, пока не рассветет. Ясно?
- Ты что же, не узнал меня, Филид?
Голос новоприбывшего уже не напоминал гром - нет, скорее, он был
теперь похож на рычание матерого льва, пока что сытого, но в любую минуту
готового проголодаться.
Филид еще только думал да вглядывался, приложив ладонь козырьком ко
лбу, а Телем уже сорвался с места и принялся суетливо отпирать ворота.
- Сейчас, господин мой, - Гундосый возился с засовом, не желающим
поддаваться, и юноша с удивлением следил за старшим караульщиком,
поскольку никогда не видел его таким. - Я уже... уже...
Створки ворот дрогнули, заскрипели - и колесница медленно въехала в
открывшийся проем. Ставший необыкновенно услужливым Телем кинулся чуть ли
не под колеса и в последний момент успел перехватить брошенные ему
поводья.
- С возвращением, господин мой! - Гундосый низко поклонился, прижав
корявую лапищу к сердцу. - Ох, лошадок-то вы загнали... ну ничего, я их
вывожу, высушу, будут как новенькие! Вы уж не беспокойтесь, господин
мой...
Приехавший легко спрыгнул с колесницы, всплеснув полами широкого
плаща, и дружески хлопнул Гундосого по плечу - отчего дюжий караульщик
изрядно качнулся, но устоял, щерясь счастливой ухмылкой.
- Колесницу после смены к моему дому подгонишь! - приказал ночной
гость. - Получишь пифос вина и одежду на всех троих. Да, вот еще что - за
брата не беспокойся. Жив он, к полудню дома будет - я приказал Панопею
Фокидскому на рассвете выступать к Фивам. Хорошую добычу мы на Тафосе
взяли, всем хватило! А брат твой - воин добрый, таких при дележе не
обходят. Ну, прощай, караульщик Телем!
И широким походным шагом двинулся прочь по улице, ведущей к центру
города и Кадмее, внутренней крепости.
- Помнит, - довольно буркнул Телем, начиная выпрягать храпящих
лошадей. - И меня помнит, и брата, и всякого воина в лицо... Когда мы с
ним еще в первый раз на телебоев ходили - а все помнит. Одно слово -
герой! Вот скажи он: пошли, Телем, вдвоем на лапифов - пойду! Клянусь
Зевсом Додонским, пойду! Говорит, брат к полудню вернется... ох, и
напьемся же неразбавленного!