"Генри лайон Олди. Жертвы" - читать интересную книгу автора

ссутулившийся...
Всего этого для нее не было - словно кто-то украл из ее жизни горсть
минут.
Разве что мелькнула в темноте знакомая хламида с капюшоном, так живо
напомнившая давешнего воришку, отравившегося украденным мясом.
...А Амфитрион избегал встречаться глазами с женой и брел на
подгибающихся ногах, понурив голову. Впервые за много лет он был побежден.
И сейчас они идут домой лишь благодаря неведомому покровителю, к которому
Амфитрион испытывал явную неприязнь - хотя изо всех сил старался
испытывать благодарность.
Горечь поражения, увы, не становилась слаще, когда он думал о числе
поверженных врагов и о том, что один из них - возможно, не совсем человек.
Если бы все повторилось - Амфитрион знал, что ударил бы его снова.
- О боги, - глухо пробормотал Амфитрион, - за что?..
Вопрос был глуп и наивен; он прекрасно понимал это, но не спросить не
мог.
- Надо ехать в Дельфы, - срывающимся голосом отозвалась Алкмена,
незаметно поддерживая шатающегося мужа. - Надо спросить пифию в святилище
Аполлона. Это последнее, что нам осталось.
Амфитрион помимо воли представил себе Аполлона в своем облике и в
постели Алкмены - и понял, что не хочет ехать в Дельфы.
Абсолютно.



7

Отговорить Алкмену от поездки к оракулу не удалось - в ней проснулось
наследственное упрямство Персеидов, а Амфитрион знал по собственному
опыту, что в таких случаях дальнейшие уговоры бессмысленны.
Тем более что Алкмена, будучи на пятом месяце, чувствовала себя
прекрасно, заметно округлившийся живот носила с величавым достоинством и
вообще ничем таким не отличалась от Алкмены прежней, если не считать
неожиданной любви к родосским копченостям. На фессалийские, после того
случая на базаре, она даже смотреть не могла.
Амфитрион, скрепя сердце, согласился - хотя не мог избавиться от
мысли, что совершает чудовищную ошибку, потакая прихоти жены обратиться за
пророчеством к Аполлону Дельфийскому или любому другому божеству, одно из
которых походя, из минутного любопытства, растоптало их семейное счастье.
Впрочем, Алкмена ничего не знала о его терзаниях и лучилась радостью,
ласкаясь к мужу... а муж избегал ее, отговариваясь занятостью, боясь даже
намеком дать Алкмене понять причину своей угрюмости - и жалел Амфитрион
лишь об одном.
Что за долгие годы жизни своей, жизни внука Персея, сына одного из
царей микенских, воина, убийцы поневоле, изгнанника, мужа,
полководца-лавагета - что за эти годы он не научился двум вещам.
Прощать обиды и гордиться милостью с чужого плеча.
Он мрачнел, клял свою гордыню и пил по ночам.
Однажды он проговорился Креонту, что опасается поездки к оракулу. К
счастью, хмель теперь плохо брал Амфитриона, и он на этот раз успел