"Генри Лайон Олди. Человек Номоса" - читать интересную книгу автора

в детстве за право убить Лернейскую гидру. Гидра шипела в корзинке - пять
желтоголовых ужей, пойманных в расщелине; гидра шипела, а мы катались с
Эврилохом по траве, напрягая мальчишеские тела, пока мне не стало скучно.
- Я Геракл! - он вдавил мои лопатки в жухлую зелень, вскочил и принялся
плясать, размахивая самодельным дротиком. - Я Геракл! Истребитель Чудовищ!
Я лежал и смотрел в небо. Он был Геракл, а мне было скучно. Нет, иначе:
мне стало скучно. Поперек детской потасовки; в середине игры. Со мной так
случалось и раньше. Говорят, я родился слабоумным; говорят, я прогневал
богов, но они вняли родительским мольбам и вернули мне рассудок. Рассудок,
который временами превращался в холодное, безжалостное лезвие, отсекающее
все лишнее.
Например, гидру - пять бессмысленных ужей.
- Я Геракл! - Эврилох наконец обратил на меня внимание, подумал и
смилостивился. - А ты... ты... Хочешь, ты будешь Персеем? Сначала я убью
гидру, а потом мы пойдем на берег, и ты убьешь Медузу?
- Не хочу, - я действительно не хотел. - Персеем не хочу. Я буду
гидрой. И ты меня убьешь. Ладно?
Эврилох долго молчал. А потом бросил дротик и с ревом убежал домой. И
вот сейчас, спустя тринадцать лет, он горланит из ночной прохлады:
- Тысячу! Я убью тысячу врагов!.. я! убью!..
Наверное, ему просто нравится слово "тысяча". Оно окрашено в царский
пурпур, это слово, оно сияет золотом. "Тысячу воинов в шлемах из бронзы
поверг он, влекомый отвагой!" - аэды будут славить подвиги Эврилоха, исходя
слюной вдохновения. Если убивать по врагу в день... Нет, три года - это
слишком долго. Пускай убивает каждый день по три, пять, десять врагов!
Тогда я вернусь быстрее.
Двенадцать кораблей ждут рассвета. Рассвета, попутного ветра, туго
натянутых парусов или, на худой конец, дружных взмахов веслами. Каждая
скорлупка готова вместить полусотню вот таких неугомонных Эврилохов - всех
вместе, на круг, едва ли не вдвое меньше, чем собирается убить мой друг
детства. Наверное, надо мной будут смеяться, когда мы доберемся до Авлиды -
места общего сбора. Наверняка будут. По слухам, только я да Аякс-Большой
предводительствуем жалкой дюжиной судов. Только моя Итака и его Саламин
являют миру свое ничтожество.
Пусть смеются.
А я засмеюсь вместе со всеми. Нет! - я засмеюсь громче всех, хлопая
себя по ляжкам, сгибаясь в три погибели, и предложу сосчитать: если каждый
мой Эврилох убьет по тысяче врагов, то хватит ли у троянцев жертв на всех
остальных, смехолюбивых и медношеих героев?
Они будут считать, забыв о веселье; они будут шевелить губами и морщить
лбы, загибать пальцы и многозначительно хмурить брови, а потом все забудется
само собой.
Я всегда умел отвечать быстро и обидно.
Порок? достоинство? кто знает?!
Полагаю, в этот момент мелкой, дрянной победы мне станет скучно.
Наверняка станет. Я дождусь, когда их глаза перестанет затягивать поволока
недоумения, когда одни начнут командовать, другие - подчиняться, а третьи
примутся добросовестно мешать и тем, и другим; я отойду в сторонку, присяду
на корточки и буду долго смотреть на людей, собравшихся многотысячной толпой
для единственной цели - самоубийства.