"Генри Лайон Олди. Маг в законе 2" - читать интересную книгу автора

Впрочем, тебе все равно.
Даже в каком-то смысле радостно: сейчас откроется люк, а значит,
откроется правда - что там?
Словно вняв мольбе твоей радости, крышка люка проваливается вниз,
слитный вой толпы оглушает ("А-а-ахххх!.. А-а-а..."), и ты летишь, летишь,
летишь в бездну с обрывком веревки на шее - смешной, страшный, безнадежный
флаг бывшей жизни.
"Что за страна! - ворчит над ухом кто-то. Он всегда ворчит, когда тебе
снится повешенье; он брюзга и циник, этот странный кто-то, слишком часто
называющий себя просто "я". - Проклятая страна! Повесить - и то не могут
как следует!.."
Впрочем, тебе все равно.
А невидимая рука, еще миг назад сжимавшая твое плечо, рвет в вышине
обертки карточных колод, и вслед тебе, в пасть бездны, сыплются крылышки
тропических бабочек, атласные листья, цветной снегопад: алые ромбы,
багряные сердца, аспидно-черные острия пик и кресты с набалдашниками по
краям...
Красное и черное.
Кровь и угли.


* * *


...проснулась.
Простыни, нагретые за ночь, сбились вокруг в тесное, уютное гнездышко.
В таком и подобает спать солидной даме, женщине... ну, скажем, средних
лет; человеку с положением в обществе.
А мужу подобает спать в отдельной спальне, что, собственно, муж и
делает.
Помнишь, Княгиня? - ты лежала с открытыми глазами, глядя в потолок.
Алебастровая белизна казалась экраном модного синематографа "Меркурий":
сейчас невидимый механик (невидимый? опять?!) запустит свою машинерию,
волшебный луч прорежет мрак, и начнут бежать по чистому полю: дни, годы,
друзья, враги...
Подумалось невпопад: сегодня Феденька должен вернуться из Полтавы.
Непременно заедет сюда, в Малыжино. Непременно. Похвастаться: фабрикант
Крейнбринг, известный меценат, обещался субсидировать издание нового
сборника стихов Федора Сохатина. За малую мзду - упоминание фамилии
Крейнбринга на титульном листе, да еще посещение модным поэтом салона
госпожи Крейнбринг.
Небось ворчать станет Феденька: надоели. Влажные глаза поклонниц -
надоели; рукоплескания - надоели; "Автограф! весьма обяжете!.." - хуже
горькой редьки.
Лжет господин сочинитель. И сам знает, что лжет.
Он без этого жить не может.
Ты ведь сама видела, Княгиня: филармонический зал, ряд за рядом,
встает, захлебывается овацией, и высокий мужчина во фраке кланяется на
авансцене, прикладывает ладонь к сердцу, а лицо у мужчины - не лицо,
зеркало.