"Александр Ольбик. Балтийский вектор Бориса Ельцина" - читать интересную книгу автора

Из дневника.

23 июля 1988 года. Расстались мы с Борисом Николаевичем довольно тепло.
После крепкого рукопожатия он сказал: "Я верю, Александр Степанович, что
материал у вас получится хороший..." "Обязательно постараюсь, чтобы
получился",- ответил я и мы вместе с Ельциным вышли из вестибюля. На улице
по-прежнему накрапывал дождь. Я попросил Бориса Николаевича немного
"попозировать" - не зря же я прихватил с собой одолженный мне фотокором
старенький "Зенит". Но когда после съемки я собрался уходить, меня окликнул
Ельцин: "Александр Степанович, тут две девушки хотят со мной
сфотографироваться".
Это были молодые женщины, которые еще раньше, во время нашего
разговора, подходили к нему и спрашивали - будет ли он играть в бадминтон?
Женщины взяли Бориса Николаевича "в клещи" и попросили их вместе
сфотографировать. Что я и сделал с большим удовольствием. Затем одну из
девушек я попросил сфотографировать меня с БНЕ. Предварительно я навел
фотоаппарат и наметил точку, откуда надо снимать. Так появилась на свет
фотография, для меня очень дорогая и памятная. Позже Борис Николаевич
сделает на ней такую надпись: "Уважаемому Александру Степановичу в дни нашей
откровенной беседы и интересной встречи".

Из дневника.

27 июля 1988 года. Визировал написанное мною интервью там же, в
санатории "Рижский залив". Встретились с Борисом Николаевичем опять же через
главную медсестру и отправились на второй этаж. Это по существу был этаж-сад
- столько там произрастало всякой вечнозеленой растительности. Он повел меня
в угол, где стоял ломберный столик и кресла. У Бориса Николаевича лицо было
слегка припухшее и я подумал, что это результат недосыпа...И вообще мне
показалось, что он несколько не в духе, во всяком случае, был не столь
приветлив, как это было в первую нашу встречу в санатории. Но я чувствовал,
что дело не во мне, ибо со мною в дальнейшем он был предельно дружелюбен,
шутил, и как-то азартно сделал на фотографии дарственную надпись.
Мы уселись за столик и я дал ему рукопись. Я немного волновался -
может, допустил какой-то ляпсус. Что-то не так понял, или безграмотно
написал какое-нибудь слово... Борис Николаевич читал очень внимательно и
сразу же отметил ошибку: у меня был назван Октябрьский Пленум, когда его
вывели из кандидатов в члены Политбюро, а нужно было - февральский (1988
г.). Эту неточность он уловил, когда читал материал второй раз. В нескольких
местах сделал пометки: например, что на Х1Х-й партконференцию его выдвинули
коммунисты Карелии. И еще была правка в том месте, где речь шла о
самоубийстве одного из секретарей райкома. А нужно было: "бывшего секретаря
райкома..." Концовку интервью я сделал сам, но при этом строго придерживаясь
контекста всего интервью, и Борис Николаевич его одобрил.
Когда текст был дважды прочитан, Ельцин, сказав, "что вроде бы все в
порядке", в знак согласия поставил свою подпись на первой и последней
странице. Тогда же он дал мне свой московский домашний адрес и телефон, и
попросил прислать как можно больше экземпляров газеты с интервью.