"Булат Окуджава. Новенький как с иголочки " - читать интересную книгу автора

ВТОРОЕ ДЫХАНИЕ

- И всю ночь будем работать? - спрашиваю я.
- Всю ночь и будем, - говорит Виташа. - Это вам не в городе в постельке
спать. - Он смеется. Он смотрит на меня. - Ничего, мускулы развивать надо.
Покрутите машинку!.. - Потом он успокаивается, говорит серьезно: - Надо ведь
колхозу помочь...
Как ему приятно сообщить мне это!
- А ты что, против постельки? - спрашиваю я. - Ты считаешь, что это
только для городских сибаритов? Да, Виктор Павлович?
- Я пошутил, - говорит он, и сплевывает на пол, и наступает валенком на
плевок.
Нет, нет, никаких вопросов. Разве я возражаю?.. Хоть и есть во всем
этом какая-то несуразица... Ладно, учись, дурак. Учись высокому искусству
веяния овса... Ладно, не спрашивай. Жизнь так коротка... А что, если тот
мешок овса, что тебе суждено провеять, и есть главное, во имя которого все?
Учись, дурак... И торопись... Виташа посмеивается, но у него узловатые
сильные руки... Черт! Неужели до сих пор сильные руки - самое прекрасное,
что создал человек?.. Ладно, не спрашивай... Ладно. Молчу... Мы будем веять
ночью... Ладно. Днем мы будем учить крестьянских детей быть прекрасными.
Ладно, мы пренебрежем постельками... Лейся, золотой овес!.. Трещите,
закрома!.. Что делают из овса? Крупу "Геркулес", печенье, овсом кормят
лошадей... Машинам нужен бензин...
- А вы тоже идете в ночной поход? - спрашиваю у Шулейкина.
- А как же, - говорит он и пытается обнять сам себя правой рукой.
Странная манера.
- Почему это он так делает? - тихонько спрашиваю у Виташи.
- А черт его знает. - Виташа сплевывает и растирает плевок валенком.
- Ну, теперь началось, - говорит Маракушев, - теперь на месяц...
Понеслась!..
- Вам-то уж не впервые, кажется, Николай Терентьевич, - говорит
Шулейкин обиженно. - Вы-то чего возмущаетесь?
- Гы, гы, - растерянно смеется Маракушев, - я не возмущаюсь, я так...
Мы шагаем по грязной дороге. Впереди - овраг. За оврагом - Васильевка.
Там - редкие огоньки. Там - Вера Багреева. Она воду несет на длинном
изогнутом коромысле.
Все растянулись цепочкой. По одному. Только Виташа идет со мною рядом.
- Надо бы попроще одеться, - говорит он.
- Опроститься? - смеюсь я.
- Пылью все забьет... Грязь...
Воздух ночной свеж и чист. И холодок бодрящий. И что-то есть прекрасное
в том, как мы движемся по этой дороге. И я иду... Где-то, куда-то, в
какую-то Васильевку. Ладно, Виташа, твоя снисходительность великолепна, но я
вдоволь порылся во фронтовой земле, и если ты не знаешь, что это такое...
- Ты знаешь, почему у Шулейкина шрам через весь нос? - спрашивает
Виташа шепотом.
Откуда же мне знать...
- Он приударял за одной вдовой тут, а она не хотела... А он в окно к
ней полез... Она взяла серп... - Виташа смеется прямо мне в ухо, - и тем