"Булат Шалвович Окуджава. Будь здоров, школяр " - читать интересную книгу автора

... Этот блиндаж не нами оборудован. Он хороший, этот блиндаж. Он
поменьше, правда, чем штаб полка, где Нина сидит, но все-таки неплохой.
Видно, отсюда наспех уходили. Вот фотографию женскую уронили. Некрасивая
молодая [369] женщина улыбается с нее. А кто-то ее любит. Что ж он
захватить-то ее позабыл?
- А ты, Сашка, броню получал? - спрашиваю я.
- Кто ж мне ее даст? - говорит Сашка. - Ее не всем дают.
- Дал бы кому надо, - говорит Коля Гринченко, - была бы тебе броня.
- Наверное, много давать? - спрашивает Сашка.
- Тысячи три. Барахлишко бы продал ради такого дела. Набрал бы.
- Барахлишка набрал бы. У меня один шифоньер три тысячи стоит.
- Ну вот и дал бы.
- А-а-а... - машет Сашка рукой. - Иди-ка ты...
- А ты что не дал? - сердится Шонгин.
- А у меня денег не было, - смеется Коля.
- Болтать ты горазд... - говорит Шонгин.
Лафа
Восьмой день бьют наши минометы. У нас уже трое ранено. Я их не видел.
Когда вернулся на батарею, их уже унесли. Мы переезжаем с места на место, и
у нас уже не то что землянок - путевых окопчиков нет. Некогда возиться. Это
наступление. Когда оно началось, Коля Гринченко говорил:
- Лафа, ребята. Теперь будет лафа. Теперь мы будем отлично питаться.
Теперь поживем на трофейном добре. Хватит концентраты лопать.
Тогда мы все ему поверили. И напрасно. Мы и артиллерия всюду приходим
последними, когда ничего уже нет.
И опять концентрат. И дубовые сухари. И Коля Гринченко говорит
старшине:
- Старшина, какого хрена этот концентрат! Где фронтовая норма?
- А ты помнишь, ежик, как ты мне грозился? - спрашивает старшина. [370]
- А ты докажи, - улыбается Гринченко.
- Ну вот и помалкивай, - говорит старшина.
Теперь у него грозное оружие против Коли. И Коля боится его. Я это
вижу. Но иногда он забывает, что боится, и тогда переходит в наступление. И
это бывает очень смешно.
Я помню, как мы вошли в первый населенный пункт, тот самый, который я
видел с НП. Это было разбитое степное село. В уцелевших хатах уже
хозяйничали кавалеристы: переодевались, спали, играли на гармонике, а в
одной даже блины пекли. И мы, конечно, всюду попадали с опозданием. Куда же
нам деваться?
- Пошли, - говорит Гринченко.
И мы с Сашкой Золотаревым идем за ним. Вот входим в хату. В хате жарко.
Топится печь. Пусто. Лишь над сковородкой склонился казак. Это по лампасам
видно.
- Здорово, земляки, - говорит Гринченко с порога, - принимай гостей.
Коля очень здорово умеет с людьми разговаривать. Очень по-свойски. Он
при этом улыбается. Он так улыбается, что нельзя не улыбнуться в ответ. И
вот казак оборачивается, и я вижу скуластое лицо и раскосые глаза.
- Вот так казак! - говорит Коля. - Откуда ты такой взялся?
- Что надо? - спрашивает казак.
- Ты калмык, наверно, а не казак. Калмык, да? -