"Булат Шалвович Окуджава. Похождения Шипова, или старинный водевиль " - читать интересную книгу автора

...Ну вот, Мишель, вхожу, значит, поднимаюсь по лестнице, иду по
коридору, а он уже идет. Ждет, представь себе! Дверь в нумер распахнута, и
ждет.
- Что же так поздно, господин Гирос? - говорит радостно. - Я вас
просто заждался!
- Да я спешил, ваше сиятельство, - говорю, - колесо у кареты
соскочило, левое заднее.
- Это ужасно, - говорит, - но слава богу, заднее.
Проходим в комнаты. На нем вишневый халат, на ногах персидские чувяки
из парчи, в руках трубка. Пахнет духами, кофеем.
- Очень рад, что вы пришли, - говорит, - ну просто очень. Мы с вами
так приятно провели вчера время. Я как проснулся, все о вас думаю. Думаю:
где этот приятный господин? Где же он? Не угодно ли кофею?
- Можно, - говорю, - отчего же... Мне также, граф, приятно было с вами
беседовать. Особенно - об эманци-пации. Больной вопрос.
Бросил ему косточку. Он не берет. Ничего, думаю, дай бог время. Пьем
кофе. А хочется есть чертовски. И он, представь, словно в душу заглянул.
- Простите, господин Гирос, я так обрадовался вашему приходу, что
совсем позабыл спросить: изволили вы завтракать? ;.
- Представьте, ваше сиятельство, нет, - говорю. - Эта история с
каретой выбила меня из привычного порядка... Но, полноте, не беспокойтесь.
Он очень заволновался, вскочил, захлопал в ладоши. Вошел лакей-старик.
Граф ему наговорил, наговорил, на-приказывал. Не прошло и минуты - тащит.
Весь стол уставил. И графинчик, представь.
- Ну, ваше сиятельство, раз такое дело, - говорю, - не откажите
компанию со мной разделить.
- Ах, да я сыт, - сокрушается он. - Впрочем, ежели слегка только,
чтобы вам не скучать. Пейте-ешьте на здоровье.
А стол уставлен весь, я тебе говорил. Все сияет, блещет, переливается.
Пар идет... Так, думаю, с чего же начнем? Может, с пирога? Очень хороший
пирог, с грибами, только что из печки... Нет, думаю, для начала, пожалуй,
можно и обжечься.
В этом месте Шипов вдруг вспомнил, как, бывало, выкатывал он в доме
князя Долгорукова столик красного дерева, полированный, с перламутровыми
украшениями на крышке, весь такой важный, на четырех изогнутых ножках да на
колесиках. Крышка его поднималась, опрокидывалась, а из-под нее вылезал на
свет божий целый полк графинчиков и штофчиков, тоненьких, пузатых, граненых,
плоских, в которых мягко колыхались всевозможные настойки, окрашенные в
невероятные цвета то ли сами по себе, то ли от разноцветного посудного
хрусталя. Каких там только настоек не было! Затейлив человеческий вкус и
безграничны его ухищрения. Пестрая, ароматная, жгучая эта армия вызывала
слюну, а рядом, тут же, возвышались хрустальные рюмочки и тихо звенели от
малейшего прикосновения... Глазам было больно глядеть на все это богатство,
и выбирать было трудно, с чего начать: то ли с хреновочки, слегка мутноватой
от соков, выпущенных щедрым корешком, покоящимся на цветном дне; то ли с
бледно-желтой лимонной; to ли с чесночной; а может быть, и с зубровки, едва
зеленоватой и таинственной, словно русалочьи глаза, в которой неподвижно и
изящно изогнулась пахучая травинка, сама похожая на спящую русалку... Ах,
начинай с которой хочешь!.. Но это не все. Тут же в хрустальных вазочках
мелкие кубики ржаных сухарей, или капуста с клюквой, или скрюченный