"Фрэнк О'Коннор. Единственное дитя (Из автобиографических книг) " - читать интересную книгу автора

Меня уже с год держали в лагере, когда однажды в ноябре ясным холодным
днем в закуток Уолта, где я как раз сидел, вошел староста лимерикского
барака и сказал:
- Эй, Майкл, вали к себе! Тебя выпускают.
Это был невысокий, резковатый, чуть надменный, но вполне
доброжелательный человек. Я не пошевелился.
В лагере любили отпускать подобного рода шутки, и, хотя это было вовсе
не в его духе, я решил проявить выдержку.
- Да иди же, иди, тебе говорят. Комендант ждет! - повторил оп с
досадой, а Уолш побледнел и, улыбнувшись, подтвердил:
- Верно, Майкл, тебя вызывали.
Я все еще не верил. Уолш проводил меня до моего барака, но комендант
уже ушел. И тут я вдруг поверил и чуть было не разрыдался.
- Да вернется он, - буркнул староста. - Собирай-ка вещи.
Рубашка и кальсоны сушились на веревке за бараком, но я не мог
заставить себя сходить за ними. Весь дрожа, я собрал в пачку мою небольшую
библиотеку:
шестипенсовые сборнички немецких и испанских стихов, антологию гэльской
поэзии, стихи обожаемого мною Гейне, "Германа и Доротею", школьное издание
"Истории крестовых походов" на французском языке - все, что служило
ниточкой, связывающей меня с миром великой культуры, в который я надеялся
когда-нибудь попасть.
Вдруг дверь распахнулась и фигура в зеленой форме гаркнула:
- О'Донован, выходи!
Так они выкликали тех, кого уводили на расстрел, и в этот момент я,
кажется, испытал те же чувства, ка"
кие охватывают смертника. Огромное, неосознаваемое до конца, оно
навалилось на меня, оглушило, отняло силы; я был готов заплакать.
Голова у меня шла кругом, и, как мне пи было стыдно, я ничего не
почувствовал, прощаясь с Уолшем, который нес мои книги до самых ворот.
Потом я подписал кипу разных бумаг в сторожевой и мне вручили проездные
документы на всю нашу небольшую группу освобожденных, по только, когда
ворота лагеря раскрылись и мы вышли на узкую проселочную дорогу с высокими
живыми изгородями по обе стороны и побрели на станцию, я понял, что несу
ответственность за других:
мною владело такое же нервное беспокойство, какое переполняло всю мою
маленькую группу. Стоило им услышать шум машины, как посыпались макаберпые
шутки и каждый стал мерить глазами изгороди, прикидывая, сумеет ли через
них перемахнуть. Мне это было вполне понятно: мне и самому хотелось бы
добраться до поля и бежать, бежать без оглядки! Впервые я в полную меру
ощутил невидимую границу между свободным человеком и узником.
Местные женщины организовали питательный пункт в придорожном домике -
тут мне и досталось. Как я ни разъяснял моей группе, что поезд будет не
раньше чем через час, никто не соглашался на привал. Все порывались
вернуться на дорогу в надежде сесть на попутную машину до Дублина. Двое
именно так и уехали. Остальных удалось переубедить, и женщины, накормив
нас бутербродами и напоив чаем, проводили на маленькую прибрежную станцию.
Подошел поезд из Дрогеды в несколько вагончиков и, увидев в одном из них
молодую мать с малышом на руках, я подсел к ним и всю дорогу глядел только
на ребенка. Даже чудесный вид на море в лучах заходящего солнца не