"Фрэнк О'Коннор. Единственное дитя (Из автобиографических книг) " - читать интересную книгу автора

очереди часами простаивали на стуле у чердачного окна, прислушиваясь к
перестрелке и глазея на пожар, охвативший весь центр города. Больше всех
горевал отец: большой патриот, он был готов схватиться с каждым
заблуждающимся иностранцем или дублинским воображалой, не желавшими
признать превосходство Корка над всеми городами мира. Назавтра, бродя
среди развалин, я оплакивал не деловой район и не муниципальные дома, а
величественное здание из красного кирпича - библиотеку, занимавшую так
много места в моей жизни с тех самых пор, когда маленьким мальчиком я
понес домой через железнодорожный мост мою первую приключенческую книжку.
Потом я стоял у Диллон Кросс, где вчера сидели в засаде волонтеры, и
смотрел, как английский танк крушит целый квартал небольших домишек. В
одном из них жил старый ирландский патриот, которого мои дед и бабка звали
Бринн Дилл. Солдаты оттесняли кучку людей, молча наблюдавших, как танк,
громыхая по тротуару, все вновь и вновь налетал на стену, пока та наконец
не разломилась, словно корочка пирога, и не посыпались камни и балки. На
меня это произвело неизгладимое впечатление. Еще долгое время спустя мне
мерещилось все одно и то же: темное, сморщившееся лицо Мак-Свайна в свете
свечей и стена, падающая под напором танка; "Благородство отличало..." и
"В делах ничто не совершается даром". Эти образы словно символизировали
все то, что происходило со мной; а с Ирландией, пожалуй, дела обстояли по
лучше. Для пас обоих материальный мир был не по зубам. "..."
И вот наступило перемирие. Это чрезвычайное событие заслуживает
отдельной книги, хотя, насколько мне известно, никто даже не пытался хоть
как-то его описать. Перемирие было подготовлено и объявлено, и все же ие
верилось, что оно на самом деле осуществится. Но вот незадолго до полудня
одиннадцатого июля 1921 года - мне было без нескольких месяцев
восемнадцать - колонна броневиков, танков и военных патрулей начала
медленно двигаться по направлению к городским казармам, и я пошел рядом по
тротуару. На каждой улице, напряженно и молча наблюдая, стояли кучками
люди: каждый понимал - сейчас всего можно ожидать. Затем, когда из всех
церквей Корка зазвучал "Ангелюс", ворота казармы отворились и поглотили
танки, броневики, офицеров и солдат. То тут, то там ктонибудь бросал
ядовитое замечание в молчавшую толпу.
Потом - ворота захлопнулись и толпа стала расходиться, словно еще не
веря своим глазам. Неужели действительно все кончилось? Неужели снят
комендантский час и можно после пяти и даже сегодня ночью идти по городу,
не рискуя быть расстрелянным? Неужели можно спокойно спать в собственной
постели? Неужели это действительно конец семи векам военной оккупации?
Неужели воображение одержало победу над материальной силой, невозможное
стало законом?
Все это чудесное лето молодые люди, скрывавшиеся годами, разъезжали на
реквизированных автомобилях, пили, танцевали, размахивали ружьями и
винтовками.
По вечерам местные отряды волонтеров, сильно пополнившиеся за счет
осмотрительных юношей, пришедших теперь к мысли, что, в конце концов, все
это может оказаться для них и выгодным, открыто проводили боевые учения,
осваивая винтовку и пулемет.
А затем, в разгар зимы, был подписан мирный договор с Англией,
предоставлявший нам все, чего мы добивались веками, кроме независимого
республиканского правительства и контроля над лойялистской провинцией