"Фрэнк О'Коннор. В процессе работы (ессе)" - читать интересную книгу автора

из культурнейших людей в Европе, - сказал мистер Пауэр. - Я хочу сказать,
помимо того, что он был папой.
- Безусловно, - сказал мистер Каннингем, - пожалуй, самым культурным.
Его девиз, когда он вступил на папский престол, был "Lux на Lux" - "Свет
на свету", - Нет, нет, - сказал мистер Фогарти нетерпеливо. - По-моему,
здесь вы не правы. Его девиз был, по-моему, "Lux in Tenebris" - "Свет во
тьме".
- Ну да, - сказал мистер Мак-Кой. - Tenebrae.
- Позвольте, - сказал мистер Каннингем непреклонно, - его девиз был
"Lux на Lux". А девиз Пия IX, его предшественника, был "Crux на Crux"; то
есть "Крест на кресте"; это подчеркивает разницу между их понтификатами"
[Джеймс Джойс, там же, с, 234 - 235].
Джойсу, ученому богослову, знавшему о церкви не меньше любого иезуита,
ничего не стоило поиздеваться над своими героями. Ни Горький, ни Лесков,
ни Чехов никогда этого не сделали бы. Обездоленные Джойса обездолены не
жизненными обстоятельствами, а джойсовской иронией.
Станислаус Джойс, несомненно, правильно изложил слова своего брата о
смысле рассказа "Милость божия":
совершенно очевидно, что падение Кернана с лестницы в уборную знаменует
собой Грехопадение человека. Но полного объяснения, мне кажется,
Станислаус у брата все-таки не получил, потому что не менее очевидно, что
мистер Каннингем, мистер Мак-Кой, мистер Фогарти и мистер Пауэр - это
четыре евангелиста, хотя я затруднился бы определить, кто из них кто и
какие приметы апостолов заключены в их именах и характерах. Мне непонятно
также, что означает замысловатая антитеза власти мирской и власти
небесной, как непонятно значение спора о хороших и дурных сторонах той и
другой, но совершенно ясно одно - перед нами библейская история,
переложенная на язык дублинского обывателя и низведенная до фарса, так же
как низведена до фарса история Героя в рассказе "День плюща".
Последний рассказ - "Мертвые" - резко отличается от всех остальных. К
тому же он намного сложнее, и не всегда легко понять, какой смысл вложен в
каждый отдельный эпизод, хотя понять, что в каждый отдельный эпизод вложен
определенный смысл, вовсе нетрудно.
Место действия - ежегодный бал, который дают старые мисс Моркан,
учительницы музыки, в доме на Эшер-Айленде, а содержание, на первый
взгляд, ограничивается описанием того, что там происходит, если не считать
сцену в конце - между Гэбриелом Конроем и его женой Гретой в гостиничном
номере, куда они возвращаются под утро. Внезапно расплакавшись, Грета
рассказывает мужу о детской чистой любви, которая возникла когдато между
нею и семнадцатилетним юношей; он простудился, стоя в дождь у нее под
окном, и умер. Эта заключительная сцена только внешне не имеет ничего
общего со всем предыдущим. На самом деле в ней заключена настоящая
история, а все, что ей предшествовало - лишь неимоверно разросшееся
вступление, ряд отдельных тем, которые все достигают кульминации в
гостиничном номере.
Теплый, оживленный дом, сияющий освещенными окнами посреди ночи и
снега, - образ самой жизни, но в каждом эпизоде, в каждой реплике есть
трещина, сквозь которую видна витающая среди нас смерть - хотя бы в
реплике Гэбриела, когда он говорит, что жена "смертельно долго одевается",
или когда тетки говорят, что Грета, наверно, "погибла заживо", употребляя