"А.Окладников. Открытие Сибири " - читать интересную книгу автора

горе "в Камени" яму. "И ис той де ямы дух исходит смрадной, человеку
невозможно духа терпети. И у той де ямы стоять де он, Богдашко, долго не
мог. И отошед де от ямы лежал от того духа головною болезнью день". А у
своей братьи, у тунгусов,, он, Богдашко, слыхал, что "живут де в той яме
люди, а имяна тем людем чюлюгдеи, а ростом де те люди человеку в груди,, об
одном глазе и об одной руке и ноге. А глаз у него, чюлюгдея, и рука с левую
сторону, а нога с правую сторону".
Еще Богдашка-тунгус добавил,, что братские ясачные тунгусы ставили
самострелы на зверей и в одном самостреле нашли "застреляного того дикого
человека, а платье де на том человеке тулунец кожаной, опушен белою
козлиною, а в руках де у него пила железная". Богдашка видел и след дикого
человека: "на снегу хожено одною босою ногою, а тот де их след гораздо мал,
как пяти лет ребенка".
Второй тунгус, Имарга, сказал, что тоже видел яму, из которой несло смрадным
духом, которого человек не может терпеть, а "тот де дух таков, как железо
горит".


Однако никакие слухи о диких людях и чудовищах неизведанного Севера не могли
остановить движение землепроходцев в поисках неведомых земель, и народов в
"Восточной стране". Вся логика истории вела тех, кто строил русское
централизованное государство под эгидой Москвы, все дальше и дальше,
навстречу солнцу. Неоспорима заслуга тех, кто первым вышел на просторы
Сибири, стал там прочно и навсегда...


На "диком бреге Иртыша" стоит "объятый думой" суровый воин, закованный в
тяжелые бронзовые латы. В руках боевая секира, на груди распростер широкие
крылья двуглазый золотой орел, дар царя. Не о тяжести ли царского дара
думает свою думу казачий атаман? И не о том ли, где ждут его дружину,
казаков и беглых от боярского гнета холопов, вольная воля и не тронутая
плугом земля - мужицкое счастье?
Таким предстает Ермак в бессмертной скульптуре М. Антокольского и в думе
"Смерть Ермака" декабриста К. Рылеева.
Рядом с Ермаком из глубины минувшего встает и другой образ, изваянный
Антокольским, величественный и трагический, до конца еще не понятый
историками Иван Грозный. Так история свела царя - покорителя Казани и
Астрахани, последних гнезд татарского ига на Руси, с предводителем казачьей
вольницы, который разгромил "столицу" татарского ханства в Сибири.
В думе Рылеева присутствует еще один царь - хозяин Кашлыка, столицы
сибирского ханства, шейбанид Кучум. "Тать презренный..." - сказал о нем
поэт-декабрист.
Впрочем, Кучума нельзя считать царем Сибири в полном смысле этого слова: он
был всего лишь одним из тех хищных степных феодалов, которые сменяли друг
друга в мутном мареве междоусобиц после развала империи Тамерлана. Реальная
власть Кучума едва ли распространялась дальше самого Кашлыка.
Но Рылеев смотрел на Ермака и Кучума глазами народа, и с тех пор стоят в
думе друг против друга молвой неразлучные казачий храбрый атаман и коварный
татарский царь.
А тогда, четыре века назад, к востоку за Иртышом для Ермака еще лежала