"Николай Сергеевич Оганесов. Двое из прошлого (Повесть) " - читать интересную книгу автора

событий, имевших место в квартире Волонтира в ночь с восемнадцатого на
девятнадцатое, с картиной вряд ли удачно, но я до сих пор не могу от него
отделаться - так и вижу спящего на продавленном диване Георгия Васильевича
и застывшего над ним Красильникова. Фрагмент, так сказать. Теперь мне
известна общая композиция этого полотна и практически все детали...
Пройдет четверть часа, и я увижу его - чуть полноватого, на вид
спокойного, уверенного в себе... Впрочем, уверенности у него за последнее
время сильно поубавилось, а если и осталась, то напускная, рассчитанная на
внешний эффект, так же как и спокойствие. Но надежда осталась, осталась
вера в шанс на выигрыш в игре, которую ведет. Красильников еще не знает,
что шансов нет. Их и не было никогда, даже в те, самые первые дни, когда
наша цель казалась почти недостижимой. Это знаю я. Знал всегда.
Не пройдет и недели, и материалы из лежащей передо мной папки будут
переданы в суд, дело назначат к слушанию, и Красильников сменит тюремный
табурет на не менее жесткую скамью подсудимых. Все верно - моя работа
закончена. Сегодня я скажу ему об этом. Сможет ли он взглянуть на
происшедшее иными глазами, сможет ли, пусть на секунду, испытать то, что
зовется угрызениями совести? Наверное, это и есть вопросы, ответы на
которые я ищу, ради которых роюсь сейчас в памяти, ожидая, когда откроется
дверь, и он войдет, убежденный в собственной безнаказанности...


На первом допросе Красильников отрицал все подряд.
- Ничего не видел, ничего не знаю. У Волонтира не был, - говорил он
вполголоса и как-то апатично, будто оставляя себе возможность отказаться
от своих слов в том случае, если у меня найдутся факты, свидетельствующие
об обратном. Но так только казалось - факты подействовали на него не
сразу.
Я понял, что первая, стремительная, многообещающая часть дела позади
и в ближайшем будущем нас ожидает не триумфальное его завершение, а
многотрудная и малопродуктивная работа.
Для начала пришлось ознакомить Красильникова с показаниями
Ямпольской. Пожалуй, с этого и началось то, что потом длилось целый месяц.
- Она лицо заинтересованное, - сказал он с подчеркнутой
невозмутимостью, но я уловил в его голосе нотки облегчения.
Именно это в его интонации заставило меня если не поверить, то
прислушаться к сказанному. Тогда я понятия не имел о его немудреной
тактике говорить полуправду, с тем чтобы соврать в главном. Позже мне
пришло на ум следующее сравнение: он был похож на невезучего картежника,
чувствующего, что надежды на выигрыш почти нет, и тем не менее делающего
минимальные ставки с единственной целью - как можно дольше побыть у
игорного стола. Но это позже, а тогда я попросил объяснить, почему он
считает Елену Борисовну лицом заинтересованным.
- Неудобно как-то, - замялся он. - Да вроде и ни к чему вам это...
Но, как и следовало ожидать, долго уговаривать его не пришлось, хотя
Красильников и делал вид, что говорит с неохотой, идет на уступку.
- Вы войдите в мое положение. О таком вслух говорить не принято, я
как-никак человек семейный, а у нас с Леной... как бы это поточнее
выразиться, сердечная склонность была, обоюдное влечение, если хотите. Ну
да, куда денешься, в моем положении стесняться не приходится... Ладно,