"Николай Сергеевич Оганесов. Играем в 'Спринт' (Повесть) " - читать интересную книгу автора

теплынь, плюс девятнадцать, а меня неудержимо тянуло под одеяло. Я с
сожалением подумал о теплом шерстяном свитере, который вместе с остальными
вещами уже второй день лежал в одном из отсеков привокзальной камеры
хранения.
- Давайте-ка без церемоний. - Нина вошла в комнату и поставила на
середину стола хлебницу. - Садитесь. И не стесняйтесь, пожалуйста...
Вторично отказываться было неловко, и я поднялся с дивана.
- Вы макароны с томатным соусом любите?
- Обожаю. - Я сделал шаг, другой и с удивлением обнаружил, что пол
подо мной подозрительно покачивается.
- Что с вами? - спросила Нина.
- Нет, нет, ничего. Это пройдет...
Однако не проходило: висевшая под потолком лампочка внезапно
выбросила яркие протуберанцы, затем свет сфокусировался и превратился в
луч мощного прожектора, направленного прямо в глаза. Нинина фигура выпала
из поля зрения. Там, где она только что находилась, мелькали оранжевые и
ядовито-зеленые, похожие на жонглерский реквизит кольца.
Что-то невыразимо гнусное, тяжелое возникло на дне желудка,
оформилось в пульсирующую опухоль и медленно поползло вверх.
- Сейчас, одну минутку... - Я наугад побрел к двери, переступил порог
и опустился на приступку, на которой несколькими часами раньше впервые
увидел Нину.
Стало чуть легче. Ровно настолько, чтобы понять отчетливо и ясно -
заболел! Ничего хуже случиться не могло! Я не успел осознать последствий,
к которым это может привести, - новый приступ головной боли накрыл меня и
наглухо отрезал от внешнего мира.
Минуту спустя - а может, только почудилось, что прошла минута, - я
поднял голову.
Надо мной низко висели звезды. От них исходили злые колючие лучи. Ни
с того ни с сего они, вдруг сдвинулись с места и, постепенно увеличивая
скорость, закружились, вовлекая в свой сумасшедший танец луну, крышу,
черные силуэты деревьев, угрожающе нависших над тесным двориком. Этот
дьявольский хоровод сопровождался таким оглушительным стрекотом, точно его
издавали не цикады, а спрятавшийся в кустах оркестр, исполняющий нудную,
состоящую из нескольких бесконечно повторяющихся нот мелодию...
Сколько прошло времени - неизвестно. То мне казалось, что
проваливаюсь в сон, то вдруг наступало короткое просветление, но ни
встать, ни двинуться с места не удавалось.
В памяти осталось прикосновение холодной ладони к пылающему лбу,
тревожный Нинин голос. Она заставила меня подняться, отвела в комнату,
насильно впихнула в меня несколько таблеток и подвела к дивану. Кажется, я
пытался возражать, порывался уйти, что-то доказывал, но болезнь брала
свое: усталость и тупое равнодушие овладели мной, заглушили остальные
чувства. Я наспех разделся и, лязгая зубами, повалился в постель.
Свет померк внезапно, будто кто-то разом повернул выключатель...


...Сначала я был птицей, у которой на лету сковало морозом крылья.
Потом - вмерзшей в оледенелый наст травинкой, деревом с намертво
выстуженной сердцевиной.