"Лидия Обухова. Лилит" - читать интересную книгу автора

если на нем такое множество костров! Звезда спустила свой луч, и я
ухватилась за него, как за веревку...
Одам невольно с опаской бросил взгляд на ее тонкую руку, словно на ней
до сих пор мог остаться след от серебряного лезвия звезды. Но тотчас
рассердился и на себя, и на Лилит. Ведь он делил все вещи и явления на два
ряда: те, которые он знал - и тогда уже знал их очень хорошо: съедобны
они, враждебны, опасны, полезны ли, - и те, которые не знал, которые ему
были не нужны и ничем не угрожали. О них он просто никогда не задумывался.
Нет, он не намерен был слушать россказни Лилит, опасаясь хоть в чем-нибудь
уступить ей внутренне. Тогда, он чувствовал, у него не останется опоры;
его завертит, понесет по течению каких-то иных мыслей и представлений,
которых он не мог предвидеть, не понимал, а следовательно, чурался.
Утром он уходил на поиски камня для топора и наконечников. Камень нужен
был "сырой" - не высушенный солнцем. Одам знал, что такие камни выкапывали
из земли, но, пожалуй, можно отколоть и от пласта, подобрав острые
осколки?
Лилит же весь день оставалась возле пещеры. Она сделала углубление для
очага, а свод над ним обмазала глиной. Тут-то она впервые и заметила, что
глину можно растягивать, придавая комку разную форму. Это было ее
собственное открытие; люди Табунды не лепили горшков, сосудами служили
бычьи пузыри, скорлупа, выдолбленное дерево, сшитая кожа, мелкого плетения
корзины. Понемногу у Лилит собрался полный набор домашней утвари. Одам
подарил ей нож из пластины сланца - широкий, с просверленным отверстием,
чтоб она могла подвесить его к поясу.
Поблизости от своей пещеры она ставила силки на мелких животных,
собирала желуди, которые толкла потом каменным пестом. Чтоб испечь
лепешки, она выкапывала круглую яму, на дне ее раскаляла камни, покрывая
их густым слоем листьев. Раскатанное тесто снова засыпала листьями и слоем
земли, а наверху разжигала костер. Наутро был готов хорошо пропеченный
свежий хлеб, иногда с начинкой из ягод, рыбы или земляных червей, и они
съедали его целиком.
Одам и Лилит впервые никому ничего не были должны. Они оказались вдруг
свободны, свободны от всего, словно находились в пустыне.
У Одама это вызвало озабоченность. Инстинктивно он еще оглядывался:
если поблизости нет людей, то, может, найдется хотя бы тотем - диковинный
камень, дерево, неизвестный зверь, к которому можно прилепиться душой? А
Лилит мечтала, что над ними загорится теперь новое солнце, иное, чем над
людьми Табунды! Жарче или тусклее? Как они заслужат.
Нельзя слишком осуждать Одама за косность: он держался того, что знал.
У него еще не было примеров для сравнения; никакой опыт минувших веков не
руководил им. Он цеплялся за крохи своего прежнего знания так же
естественно, как естественно Лилит переступала старое.
Когда Одам возвращался, она опрометью бежала за свежей водой к реке - и
вдруг начинала следить за стайкой голубых рыб. Входила за ними в воду,
шла, шла, пока волна не касалась губ или Одам, тщетно дожидавшийся ее у
пещеры, не начинал звать ее. Она смущенно выходила на берег, вода стекала
с ее волос, руки были пусты. Ведь она не охотилась на рыб, она просто
смотрела на них.