"Сергей Обломов. Медный кувшин старика Хоттабыча (сказка-быль для новых взрослых)" - читать интересную книгу автора

остальных основных времени, а также несколько вспомогательных являются не
только пространством данного текста, но и областью происхождения его
событий.
Поэтому неудивительно, что настоящее имя Джинна было Гена Рыжов. Хотя
можно сказать, что настоящее имя Гены Рыжова было Джинн.
Виртуальный "ник" -- погоняло, под которым Гена существовал в мире
Интернета, было выбрано и опробовано, когда Гена стал уже вполне
формирующейся личностью, в отличие от его паспортного прозвища, выбранного
родителями Гены не для самого Гены, а для своих представлений о том, каким
Гена должен быть в этой жизни.
Каждый несет крест несовершенностей и свершений детей своих
бабушек-дедушек и их самих, и имена -- еще не самые тяжкие долги этого
наследства.
"Гена -- это от слова Гений, -- говорил много лет назад молодой еще
тогда папа Гены очень и очень молодой маме Гены, нежно откладывая в сторону
желтый изгиб гитары, чтобы обнять будущую жену. -- Наш сын будет гением".
Правда, в тот раз никакого сына не получилось. Перегруженная
студенческой картошкой конца шестидесятых, мама подарила нерожденного
солдата афганской войны прорве бескрайних полей отчизны на третьей неделе
его подготовки к жизни на сырой земле. Второй сын, которому по наследству
полагалось имя первого, появился на свет через несколько лет, однако, будучи
прирожденным диссидентом, почти сразу задохнулся в парах гниющей
государственности, выраженной физически в антисанитарной небрежности
медперсонала. Чтобы уберечься врачам от разбирательств и наказаний, он был
несправедливо зачислен ими в статистику мертворожденных, масса которых
удерживала детскую смертность коммунизма от превосходства над лидерством
Африки.
Гена был третьим и, наученный на ошибках бескомпромиссного опыта
старших братьев, сумел остаться жить во второй половине семидесятых, а потом
и дальше. При этом ему на вырост досталось имя старшего брата, а свое -- по
святцам Иван -- он тогда недополучил, потому что крещен родителями не был.
Крестила его перед самой своей смертью двоюродная бабушка по маме.
Ранним ленинградским утром, когда спала мама, устав от экскурсионных
прогулок с сыном в блеклую летнюю ночь, его, полуспящего, осторожно и
секретно подняла бабушка и, не дав опомниться, вывела из тесной коммунальной
комнатки прочь -- в какую-то церковь, попутно объясняя лишь, что таков был
наказ родных Гене родителей мамы перед тем, как им сгинуть на вечные "десять
лет без права переписки".
"А разве не на войне они погибли?" -- пробормотал тогда полусонный
вопрос Гена. "На войне, на войне -- за правду погибли", -- уточнила
двоюродная бабушка и заплакала. (Сама она осталась жить лишь тем, что
преподавала математику в сельской казахской школе, а в родной город с трудом
дезертировала, когда до нее докатилась полномасштабная советская власть и
целину объявили полем боя.)
В церкви имя Гене оставили прежнее, а смутно запомнившийся обряд и
батюшка сохранились лишь объяснением греческих корней имени: род, некто,
начинающий род, ветка от дерева, дающая роду рождение и потому для других
родов -- уродливое юродство. Новый тем, что другой, не такой, как все. Такая
трактовка имени и гениальности Гене не понравилась, и он похоронил ее в себе
навсегда, стремясь по возможности незаметно соответствовать обществу.