"Сергей Обломов. Медный кувшин старика Хоттабыча (сказка-быль для новых взрослых)" - читать интересную книгу автора

новое место службы. Вот в Москву и попрошусь, решил он. Климат там, конечно,
не ахти -- зато зарплата, ночная жизнь и свобода. И никакого феминизма. А
когда Россия окончательно задохнется, задушенная вихревым винтом пустоты
межцу тоталитарным анархизмом и беспредельным диктаторством, захлебнется в
загадочности своей соборной души и сгниет в вакууме дисгармонии между
прошлым и будущим,. пришлым и собственным -- вот тогда он вернется в сытую
безмятежность Монтерея, в котором температура воздуха редко поднимается выше
двадцати пяти, а опускается ниже восемнадцати по Цельсию, где мягкий
калифорнийский дождь идет по единогласной заявке всех местных жителей, а
стеклянные двери домов никогда не запираются, потому что когда-то давно
главы различных мафий договорились, что те из них, кто останется в живых,
будут иметь право на спокойную старость в этом приятном во всех отношениях
месте. Он вернется в Монтерей, где благодаря пенсионерам мафии отсутствует
преступность, даже уличное хулиганство, где до ближайшего наркодилера двести
миль, а единственным за последнее время криминальным опытом, да и то
виртуальным, можно считать только события фильма "Основной инстинкт", съемки
которого проходили именно здесь в конце таких уже далеких восьмидесятых
годов. Он вернется в Монтерей -- и все будет хорошо.
Однако волновался он зря: весь разговор Дайва пропустила мимо ушей.
Недомогание, с которым она покинула его кабинет, уже в машине переросло в
нечто странное. Ей действительно было плохо. Так плохо, что все события и
неприятности последних недель отступили на второй план и там создавали
размытый фон для настоящей боли. И даже то, что близкий русский мальчик не
отвечал на ее письма и не выходил на связь в ICQ то ли из-за проблем со
связью, то ли из-за дурацкой югославской войны, сейчас пропало в какое-то
далеко, уступив место внимания непонятным ощущениям: ее тело изменялось
внутри, кости становились мягкими и расплывались, мышцы узлами стягивались
вокруг нежных костей, а мозг раздавался в стороны, распирая изнутри череп и
растягивая его так, что пучило глаза, и они, казалось, вылезали на лоб.
Дайва с трудом вела машину, думая, что, наверное, лучше остановиться и
набрать 911, но решила дотянуть. Когда она уже свернула на свой драйв, руки
перестали слушаться ее окончательно, и, с трудом переключив передачу на
"паркинг", она не смогла повернуть ключ зажигания, чтобы заглушить мотор. Он
так и остался работать, когда на непослушных ногах, к которым будто были
привязаны ласты, она добралась до входной двери, толкнула ее плечом и,
зацепившись за ковер, упала и поползла к телефону. Ползти оказалось гораздо
удобнее, чем ходить, но уже возле дивана, где обычно валялась трубка, ею
овладел новый припадок -- из пор на кожу пошли какие-то склизкие выделения,
от чего кожа моментально стала чесаться, позеленела и вся покрылась мелкими
пупырчатыми волдырями. Неожиданно боль прошла, ушла совсем, так же внезапно,
как и возникла, но появилась невероятная сладкая усталость. Дайва поднялась
на ноги и пошла в спальню с мыслью о том, что сейчас она доберется до
кровати, поспит, а потом обязательно вызовет врача.
Когда она проснулась, за окнами было темно, никаких болей или
недомоганий она не чувствовала совершенно, на коже не было никаких волдырей
и даже следов, и она решила, что это просто переутомление, что никакого
врача она вызывать не будет, а вместо этого возьмет на несколько дней
отпуск, посетит психоаналитика, навестит отца и сходит на могилу к матери.
Она вышла на улицу, заглушила машину, оставив ключ в замке зажигания,
чтобы не потерять, немного постояла, наслаждаясь свежим ночным воздухом --