"Анатолий Нутрихин. Жаворонок над полем (Повесть о детстве Д.Менделеева) " - читать интересную книгу автора

ветви деревьев. От рам и стекол несло осенним холодом. Гудело в печной
трубе. Собаки облаивали запоздалых прохожих...
Почему-то вспомнилось Аремзянское, незнакомец, пойманный у амбаров.
Маменька тогда велела его отпустить. Она - добрая. Злых людей вокруг,
пожалуй, больше. Прежде всего, - директор гимназии. Недавно он распорядился
наказать розгами Митиного одноклассника Пашкова. У этой печальной истории
было следующее начало...
После утренней молитвы начался первый урок. Учитель математики Руммель
- высокий худощавый молодой человек - терпеливо объяснял гимназистам
признаки параллельности линий. Объяснял просто и доходчиво: несмотря на
молодость Иван Карлович прекрасно знал свой предмет и умел ладить с
учениками. Он любил повторять, что математика - это торжество мысли,
праздник разума. По ходу урока Руммель устраивал "минутки" отдыха, во время
которых разрешал разговаривать, ходить по классу, смеяться. Потом
командовал:
- Поразвлекались и хватит! Вспомним, о чем шла речь...
Побольше бы таких учителей, как Иван Карлович!
После математики был немецкий. Его преподавал Ричард Григорьевич
Бострем, по прозвищу Личарда. Он не нравился классу из-за своей
педантичности. Кроме того, Бострем нередко бывал в подпитии. В таких случаях
он становился рассеянным и говорливым. И на этот раз от него пахло спиртным.
Поэтому четвероклассники решили развлечься.
- Братия, воздадим хвалу учителю нашему, любезному Личарде! -
провозгласил из-за чьей-то спины Путьковский.
- Служителю Бахуса - слава! - подхватил камчадал Медведенков.
- Молчать! Начинаем занятие, - пытался перекричать шум Бострем.
Однако на него разом поползли все парты. О повиновении не было и речи.
Обескураженный Бострем выскочил в коридор. На пороге он обернулся и погрозил
кулаком:
- Я вам задам, козлы!
Бегство учителя вызвало шумную радость, раздалось нестройное,
разноголосое "ура". Кто-то бегал по партам, выражая восторг. Кто-то свистел.
Однако гвалт постепенно затихал, наступало отрезвление. Наконец, Максим
Деденко мрачно заключил:
- Гуляли - веселились, а проснулись - прослезились.
- Не трусь, Дед! - подбодрил товарища Пашков.
Предчувствия Деденко оправдались. Дверь распахнулась, и в класс
стремительно вошел Качурин. За ним - надзиратели. Из-за их спин выглядывал
Бострем. Директор обвел гимназистов взглядом удава, гипнотизирующего
кроликов.
- Милостивые государи, - заговорил он, и директорский голос
свидетельствовал о начале грозы. - Я всегда был невысокого мнения о вашем
классе. Но не ожидал столь дикого безобразия. Особенно огорчает то, что оно
оказалось всеобщим. Однако во всяком деле есть заводилы, и я прошу их встать
и осудить свой дурной поступок. Иначе накажу всех...
Ответом ему было молчание. Амвросин заерзал на парте, но подняться не
осмелился.
- Менделеев, встань, - велел Евгений Михайлович. - Из уважения к своему
почтенному отцу, скажи, кто первый надумал оскорбить Ричарда Григорьевича?
- Благодарю за доброе мнение о моем отце, - ответил Митя. - Однако