"Л.Новиков, А.Тараданин. Сказание о 'Сибирякове' " - читать интересную книгу автора

и Кузнецову, который пришел в себя, было особенно холодно: носилки стояли на
каменном полу..
Алексеев подошел к двери и перед носом гитлеровцев захлопнул ее.
Послышалась немецкая брань. Обозленные фашисты ворвались в помещение и
сшибли сигнальщика с ног. Он вскочил, но тут же упал от [129] удара
прикладом, молча пополз к своим. Один из немцев схватил его за ворот.
Шаршавин с искаженным лицом бросился на помощь товарищу. Павловский
остановил его и сам перехватил кисть гитлеровца:
- Будет!
Глаза фашиста расширились, руку сдавило словно стальными тисками.
Онемевшие пальцы разжались. Охранники попятились к дверям, с опаской
поглядывая на великана, и вскинули автоматы на грудь. Все ждали, что будет
дальше. В это время, откинув с фуражки капюшон, в камеру шагнул офицер.
Под проливным дождем сибиряковцев повезли за город. "Концлагерь", -
поняли они сразу, когда грузовик миновал ворота и въехал за высокую ограду
из колючей проволоки.
Русских моряков поместили в стоящий на отшибе фанерный сарай - наскоро
сколоченное строение, напоминавшее цыганскую кибитку. В щелях свистел ветер,
крыша протекала. Внутри было пусто, лишь на земляном полу у стены валялось
несколько охапок трухлявой соломы. Веяло могильным холодом. Моряки стояли,
понурив головы, не решаясь опустить на сырой пол носилки с больными. Из
гнетущего состояния их вывел голос неунывающего Шаршавина:
- Что, ребятушки, невеселы, что головушки повесили? Чего ждать? Давайте
располагаться. Эх, водочки нет, а то бы справили новоселье. Чем не жилье?
Усталые люди нашли в себе силы улыбнуться. Только Иван Замятин мрачно
пробурчал:
- Могила, могила и есть.
- Ты пессимист, Ваня, подавай тебе номер с туалетом, - снова стал было
острить Анатолий, но его перебил Павловский:
- Надо получше устроить больных. А новоселье справим потом.
Начали размещаться. Первым делом выбрали угол, где меньше дуло, и
поставили туда носилки.
Михаилу Кузнецову и Ивану Малыгину было совсем худо. Грязные мокрые
бинты сползали вместе с обожженной кожей. Моряки потребовали доктора, но
часовой словно не слышал их криков. [130] Шаршавин не отходил от Кузнецова,
что-то рассказывал, вспоминал.
- Ты, Миша, потерпи, утром доктора придут, полегчает. А потом, как
поправишься...
- Как выздоровлю, убежим, - тяжело дыша, проговорил Кузнецов. - Я
выживу, не умру, я живучий.
Ночью пришли трое гитлеровцев, фонариком осветили больных и унесли
носилки с Кузнецовым.
- Допрашивать такого, вот изверги! - сказал Золотов.
- Ключ, наверно, опять вспомнили! - тихо ответил ему Шаршавин. - Только
не тот Кузнецов парень.
Никто не спал, лежали молча, ждали. Прошло минут сорок. Зачавкала грязь
под солдатскими сапогами. Носилки с комсоргом небрежно кинули посредине
сарая. Михаил был в беспамятстве.
К утру Кузнецов и Малыгин скончались.
Первое время пленных не гоняли на работы. Что проку от людей, до