"Л.Новиков, А.Тараданин. Сказание о 'Сибирякове' " - читать интересную книгу автора

корабельной рынды{12}: обед. Миг - и палуба опустела. С наблюдательного
мостика спустились сигнальщики Иван Синьковский и Александр Новиков, а на их
место встал старшина Иван Алексеев: подменил товарищей на время обеда. [74]
- И вам бы пора на обед, Анатолий Алексеевич, а я здесь побуду, -
сказал Иванов. - Вроде все спокойно.
- Что ж, пожалуй, пойду...
В этот миг раздался громкий голос старшины Алексеева:
- Слева впереди по курсу на горизонте вижу дым.
Сообщение слышали и на палубе, оно быстро облетело ледокол. Встречи в
открытом море не так уж часты на Севере, и поэтому все спешили наверх.
"Дым на горизонте!" - об этом буквально через несколько секунд знали
уже и в кают-компании, и на камбузе, и в кубриках, и в машинном отделении.
- Запросите, что за судно! - приказал Качарава радисту.
Восьмые сутки
ВАВИЛОВ провел дегтем на доске еще одну жирную черту и сосчитал:
восемь. Восемь полярных суток, изматывающих своим однообразием, томился он
на пустынном .скалистом островке, затерянном в Карском море. Сегодня первое
сентября. Воображение перенесло его в тихую комнату на тихой улице.
Утро. На комоде тикает будильник. Дочурка Женечка торопит маму:
"Скорее!" Ведь сегодня она первый раз идет в школу. Женя, наверное, спросила
про папу. Ей очень хотелось, чтобы он посмотрел на ее пышный бант. Слова
девочки больно ранят сердце Анны.
Павел грустно улыбнулся. Жена проводит дочку в класс, затем придет
домой и пригорюнится. Ведь, поди, сообщили уже, что муж погиб.
Вавилов взял ведро и пошел к своим водоемам - широким камням с
выбоинами. После дождей в них скапливалась влага. Топором он увеличил
углубления. [75] В первом камне лунка была полна. Вода чистая и прозрачная,
как в роднике. Павел наклонился и увидел свое отражение. На него глядело
чужое лицо, обросшее густой щетиной. Щеки ввалились, глаза спрятались в
глубоких почерневших глазницах. Только орлиный нос был его, Вавилова. "Поди,
не узнали бы меня сейчас", - Павел в сердцах сгреб широкой ладонью воду в
ведро. Изображение исчезло. Он понуро побрел к другому камню.
Все эти дни Вавилов жил надеждой на скорое спасение. Ведь должны же
искать сибиряковцев! В этом он не сомневался. И все же мучило сомнение:
придет ли кому-нибудь в голову невероятная мысль искать пострадавших на этой
дикой, заброшенной скале? К тому же на авиацию рассчитывать не приходилось:
погода стояла пасмурная, низкие облака надолго спрятали островок от глаз
летчиков. Только с моря можно ждать помощи! Но море попрежнему пустынно,
лишь изредка покажется из воды лакированная голова отбившейся от стада
нерпы, пошевелит усами, пофырчит, потаращит круглые глаза и скроется. И
опять тихо вокруг. Разве что где-то в стороне послышатся гортанные крики
казарки да простонет плаксивым голосом полярный разбойник - поморник.
Вавилов вспомнил о маяке. На вторые сутки, почувствовав себя немного
лучше, он попробовал зажечь его. Полдня ушло на то, чтобы исправить фонарь,
проверить, целы ли газопроводы. Наконец все было в порядке, можно пускать
газ. Павел открыл вентиль, и вскоре фонарь засветился бледно-синим холодным
светом, замигал на скале, как одинокий глаз циклопа, посылая вдаль призыв:
"Здесь, на скале, потерпевший бедствие, помогите!"
Сердце утомленного человека учащенно забилось от переполнившей его
радости. Огонек, хоть и слабый, мог привлечь внимание зорких моряков.