"Л.Новиков, А.Тараданин. Сказание о 'Сибирякове' " - читать интересную книгу автора

ухом.
Стреляя мотором, к борту "Сибирякова" подлетел катер.
- Капитан вернулся! - крикнул кочегар Семен Шевяков и многозначительно
поднял палец. - С портфелем. Видно, уходить будем.
- Что, уже? - громко спросил окружающих Золотов. - Тогда я согласен на
ничью.
Он встал и побежал к трапу, по которому поднимался Качарава.
- Анатолий Алексеевич, поплывем, значит? Командир кивнул головой и
заметил:
- Не поплывем, а пойдем, дорогой товарищ. Пора осваивать морской язык.
Увидев на палубе Валю Черноус, Качарава громко окликнул ее:
- Доктор, вам сердечный привет с Диксона и тысячи благодарностей за
стрептоцид. Еремеев поправился, работает. [69]
- Поправился? - Валя кокетливо отбросила со лба светло-каштановый локон
и с напускной строгостью добавила: - В чудеса не верю, товарищ капитан. Я
считаю безобразием, если больной нарушил предписание врача. Был бы он на
"Сибирякове"...
- Знаю, знаю, - рассмеялся Качарава, - держали бы его в постельке две
недели. Ох, уж мне эти лекари...
Он скрылся в дверях. Девушка проводила его выразительным взглядом.
Стоявший рядом Золотов приметил, что Валя восхищалась капитаном.
В кают-компании Качарава застал Элимелаха,Сулакова, Сараева,
Никифоренко, штурманов Бурых и Иванова. Комиссар рассказывал последнюю
новость. В штабе ему сообщили о том, что неизвестное судно обстреляло
полярную станцию мыс Желания, находящуюся на самой северной оконечности
Новой Земли.
- Вот так глубокий тыл! - сказал Сулаков, шевеля торчащими, как у
моржа, усами. - Куда забираются, гады!
- Предполагают, что это подводная лодка, - вмешался в разговор
Качарава, - дала несколько выстрелов из пушек и скрылась. Жертв на станции
как будто нет. Теперь о наших делах, товарищи. Сегодня трогаемся, в двадцать
три ноль-ноль.
На много месяцев уходил ледокольный пароход, и в такие края, откуда не
отправишь домой письма, а разве только пошлешь короткую радиограмму. Поэтому
люди старались выкроить минутку и, оставшись наедине с самим собой, написать
несколько слов родным: не беспокойтесь, ждите.
Юра Прошин старательно выводил наслюненным чернильным карандашом каждую
букву, писал крупно, чгобы маме легче было разобрать. Он ругал себя за то,
что не отправил письма раньше, сразу же по приходе в Диксон. Попал сюда Юра
впервые, и все казалось ему интересным: и скалистый остров, и новые
пассажиры, и ездовые собаки на палубе. А теперь оставалось очень мало
времени для большого, подробного письма, в котором можно было рассказать
[70] маме о недавнем походе, о борьбе с ледяными полями, о дружбе с радистом
Толей Шаршавиным и матросом Леней Зоиным, о строгом, но заботливом своем
наставнике Николае Григорьевиче Бочурко. Да мало ли о чем нужно было
рассказать маме!
Склеив конверт, Юра аккуратно подписал адрес и положил в общую стопку
писем в красном уголке.
Потом поднялся в рубку к Шаршавину. Узнав, о чем горюет юноша, Анатолий
похлопал его по плечу и успокоил: