"Л.Новиков, А.Тараданин. Сказание о 'Сибирякове' " - читать интересную книгу автора

в семье, о болезни дочери, которой нужно усиленное питание, о перебоях с
продуктами.
- Надо бы что-то придумать, товарищи, и помочь Малыгиным, - вздохнув,
сказал Сараев. - Говорил я с ним, нелегко на душе у парня.
Качарава и Элимелах, склонившись друг к другу, о чем-то совещались.
- Правильно, Зелик Абрамович, - вдруг сказал командир. - Михаил
Федорович, - обратился [67] он к секретарю, - у комиссара есть очень хорошее
предложение, я его тоже поддерживаю. Семье Михаила Малыгина пошлем
дополнительный паек офицеров ледокола.
- И впредь так сможем делать, - добавил Элимелах. - Если нет
возражений, весь командирский доппаек будем отправлять наиболее нуждающимся
семьям моряков.
Вопрос о приеме в партию Качаравы так и не успели разобрать на этом
собрании: капитана вызвали в штаб.
На другой день погрузка продолжалась. Правда, день - это не то слово:
арктическое солнце не заходило уже который месяц. Просто вся жизнь на
ледоколе строилась по строгому распорядку, и время суток определялось
корабельными склянками.
Работа шла дружно, каждый знал свое место, свой участок. Пассажиры
перестали суетиться, включились в общий ритм, и экипаж был доволен их
помощью. Старший помощник Георгий Петрович Сулаков занимался погрузкой
припасов для полярной станции, боцман хлопотал в кубриках. Павловский мечтал
скорее выйти в море и навести, наконец, на палубах образцовый порядок: любил
он чистоту.
Перед обедом в кают-компании Качарава отвел Элимелаха в сторону и
доверительно шепнул:
- А ведь рапорты забрали назад. Помог вчерашний разговор, очень помог.
Несмотря на отмену увольнений, командованию ледокола в одном случае все
же пришлось уступить.
После обеда к Качараве обратился смущенный боцман:
- Товарищ капитан, двое просятся на берег. Дело такое, знаете...
- Что случилось?
- Любовь... - боцман растерянно развел руками. - Не углядел, Анатолий
Алексеевич, матрос наш, Петро, и Наташа вроде как решили пожениться.
Записаться в загсе хотят, пока тут в порту стоим.
Капитан улыбнулся:
- Ну что ж, надо разрешить, раз такой случай. [68]
Дым на горизонте
К утру двадцать четвертого августа Качарава доложил в штаб о готовности
ледокола к рейсу. Пассажиры уже попрощались с жителями поселка и
переселились на борт "Сибирякова". Дорога предстояла далекая, и те, кто сел
на корабль в Диксоне, стремились побыстрей познакомиться с соседями,
приглядеться, примериться ко всему в новом плавучем доме. Вместе с экипажем
на корабле теперь было свыше ста человек.
Плотники, развалясь на чистых брезентах, часами курили и вели
бесконечные беседы о прошлых командировках, о войне и земляках, ушедших на
фронт. Артиллеристы шумно спорили на корме, плотным кольцом обступив
примостившихся на ящике шахматистов. Анатолий Шаршавин "продувал" уже вторую
партию гидрологу Золотову. Командир носового орудия Василий Дунаев убеждал
Шаршавина прекратить сопротивление, но тот краснел и просил не гудеть над