"Л.Новиков, А.Тараданин. Сказание о 'Сибирякове' " - читать интересную книгу автора

суровые северные края, и казалось, нет ему на свете ничего милее. Он с
восхищением говорил о величии ледовых морей, об удивительных красках
полярного неба, рубиновом цветении торосов под заходящим солнцем, о северных
сияниях, о друзьях, мужественных и бесстрашных. Видно, от них, от своих
соратников и командиров, он перенял эту любовь к Северу и заболел им,
заболел серьезно, неизлечимо, как многие истинные полярники.
В первый год войны он получил корабль, и какой! Анатолий, не скрывая,
гордился назначением. "Сибиряков"! Кто не знает ледокольного парохода
"Сибиряков"? Пусть у него старенькая машина и не современная судовая
архитектура, но каковы слава, традиции! И ему, Качараве, нести их дальше.
И вот теперь, подъезжая к ледоколу, он молча смотрел на него
влюбленными глазами и улыбался своим мыслям.
Конец дня принес командиру огорчения. Несколько моряков подали рапорт с
просьбой списать их на берег.
- Полюбуйся, Зелик, - пригласил к себе комиссара Качарава. - Пишут, что
служба такая их сейчас не устраивает. Хотят на фронт. Здесь, видишь ли,
глубокий тыл. [64]
- Эти настроения, Анатолий, я уже давно заметил. Формально они правы.
Конечно, тут глубокий тыл, фронт действительно за тысячи километров. Надо
будет собраться и серьезно поговорить с экипажем, разъяснить обстановку.
Признаюсь, моя вина. Об этом нужно было раньше подумать. Соберем завтра
партийное собрание, поговорим с коммунистами.
- Ну, раз ты так думаешь, готовьте собрание.
- Кстати, Анатолий, - уже в дверях сказал комиссар. - Может быть,
поставить и твой вопрос о приеме в партию?
- Я готов. Вот только успеете ли вы? Ведь это собрание внеочередное, по
одному конкретному случаю. Ну, вам виднее...
Элимелах улыбнулся и, похлопав товарища по плечу, вышел из каюты.
С утра началась погрузка. Прямо за пушками на баке встали сто бочек с
горючим. На корме - несколько вельботов и кунгасов, нарты. Здесь же
поместили собак и коров для зимовщиков.
На берегу были сложены в штабеля детали деревянных домиков. Они давно
уже ждали "Сибирякова". Каждое бревно пронумеровано. Где-то далеко-далеко,
на скалистом приступочке арктического мыса, соберут их, и в полярной ночи
засветятся теплом человеческого жилья несколько маленьких звездочек-оконцев.
Пришли к причалу плотники Серафим Герега и Иван Копытов, признанные
мастера своего дела. Их "почерк" хорошо знали в самых далеких уголках
Севера. Домики, срубленные их руками, отлично служили полярникам, стояли
долго, неприступные для ветров и стужи. Плотники тоже собирались в ледовый
рейс.
- Гляди-ка, Серафим, флаг-то на нем военный, - указав на корабль,
сказал Иван Копытов, высокий плотный человек в новенькой телогрейке.
Сосед вздохнул и тихо сказал:
- А ты только узнал? Воином стал "Сибиряков". Так что, Ваня, пойдем
под, военным флагом. Ты, поди, уже собрался? [65]
- Да что собираться-то, наше с тобой хозяйство не хитрое: сундучок с
инструментами да чемодан с одеждой - и готов.
- Это ты верно говоришь: плотнику в путь собраться не девке замуж
выходить, - вмешался в разговор невесть откуда появившийся Иван Замятин,
плотник с "Сибирякова". Увидев знакомых, он подошел побалакать. - Ну, как вы