"Алексей Новиков-Прибой. Цусима" - читать интересную книгу автора

От слов Червоненко на меня дохнуло средневековьем. Я вздрогнул, словно
меня коснулось уже пламя костра. За пределами нашего жилья буйствовал
неукротимый гомон трех тысяч человек, а в моем потрясенном сознании, в
сокровенных тайниках его, словно комариная песня, жалко звучала фраза,
слышанная мною сотни раз: "Глас народа - глас Божий". Я переглянулся с
Болтышевым. Это был здоровенный парень, широкоплечий, грудастый,
черноголовый, с крепкими, как манильский трос, мускулами. Немного
согнувшись, он принял напряженную позу и дышал тяжело и зло, а карие глаза
его ушли под лоб и остро следили за всем из-под нахмуренных бровей, как
из-под забора. Какое-то движение произошло в моих мозговых клетках, толкая
меня на отчаянный шаг, и я сказал, обращаясь к Болтышеву:
- Костя, нам самим следует напасть на них.
Он как будто ждал моего предложения и с решимостью ответил:
- Да, я первый пойду.
С этим согласились остальные.
Болтышев двинулся к выходу. Мы последовали за ним. Пока мы шли к двери,
мне казалось; что во всей вселенной ничего больше не осталось, кроме этой
оравы людей, жаждавшей превратить нас в кровавое мясо. Что-то зоологическое
проснулось и во мне, как будто я никогда не читал прекраснейших книг
гениальных творений, призывавших к человеколюбию. Каждый мускул мой
напрягся. Единственная мысль, холодная и ясная, как луч в морозное утро,
пронизывала мозг - не промахнуться бы и ловчее нанести удар врагам. Как
только Болтышев показался на крыльце, еще сильнее заколотились стадные
выкрики, и сотни рук протянулись к нему словно за драгоценной добычей. И в
этот решительный миг я отчетливо услышал, как чей-то голос необыкновенно
высокой ноты, выделяясь из общего клокочущего рева толпы, взвился над
человеческими головами и будто повис в воздухе.
- Зарезали! За-ре-за-ли!..
Передние ряды солдат дрогнули, на секунду смолкли. Я увидел искаженное
лицо раненого, широко раскрытый рот, мелкие зубы и выпученные большие глаза,
повисшие над щеками, как две мутные электрические лампочки. А затем
запечатлелся Болтышев. Иступленный с лицом безумца, он высоко поднимал нож,
обагренный кровью. Мы тоже, сбросив с плеч шинели, подняли ножи. И тут
случилось то, чего мы не ожидали: трехтысячная толпа метнулась от нас в
разные стороны. Охваченные паникой, солдаты бежали в даль по широкой улице,
сшибая друг друга, кувыркаясь, бежали так, как будто они никогда не бывали
на фронте... Некоторые, гонимые слепым страхом, полезли под крыльцо. Мы
преследовали их недолго, а потом, опомнившись, увидели, что вокруг нас
никого нет. Тогда и мы в свою очередь, все двенадцать человек бросились из
лагеря в город и бежали, путаясь по улицам, до тех пор, пока не арестовала
нас полиция.
Мы были посажены в японскую тюрьму.
А через два дня я от японского переводчика узнал, что солдаты,
озлобленные на меня, собрали все мои вещи, книги и чемодан с рукописями, все
это вынесли из барака наружу и сожгли на костре.
Переводчик, рассказавший мне об этом, добавил, хитровато щуря черные
глаза:
- Настоящая война была. С одной стороны - несколько раненых ножами с
другой - после вашего бегства двоих так изувечили, что едва ли будут живы.
Так погиб весь мой материал о Цусиме.