"Алексей Новиков-Прибой. Цусима" - читать интересную книгу автораневиданной в наших краях: фланелевой рубахой с синим воротником форменки,
брюками клеш навыпуск, серебряными контриками на плечах, атласной лентой, обтягивающей фуражку, золотой надписью - название корабля. Дети старшего брата, Сильвестра, а мои малолетние племянники и племянницы - Поля, Егор, Маня, Анюта, Ваня, Петя, Федя - смотрели на меня с таким удивлением, как будто я свалился к ним с неба. И сыпались бесконечные вопросы: широкое ли море, какова его глубина, видел ли я в нем трех китов, на которых держится земля, какой величины корабль, на котором я плавал. Я объяснял им, а они от изумления восклицали: - Ой, ой! Месяц нужно плыть до берега! - Вся колокольня наша может утонуть! Ух! - Эх, вот так корабль! Все село наше может забрать! А моя мать помолодела от радости. Она каждый день наряжалась в платье, в котором ходила только в церковь. Я смотрел на нее и думал: "Где предел материнской любви?" Она приберегла для меня бутылку малинового сока, совала мне яблоки или горячие пышки. Но больше всего меня удивило ее обращение со мной на "вы". Я протестовал против этого, но она отмахивалась руками: - Нет, нет, Алеша, и не говорите. Я ведь из Польши. Все правила знаю побольше, чем здешние женщины. А вы теперь вон какой стали. Ни в одном селе такого нет. Она думала, что я нахожусь в очень больших чинах; и я никак не мог разубедить ее в этом. - Ах, Господи, не дождался старик сына, помер. Что бы ему еще два с половиной годочка протянуть! Вот уж он был бы вами доволен... Ласково, как отдаленный напев скрипки, звучал для меня ее голос, а Ярким закатом угас мой отпуск, и я снова уехал во флот. А теперь на мое сообщение, что меня отправляют на войну, я перед отходом судна получил от матери ответное письмо. Я не мог без слез читать строки, полные тревоги и глубокой скорби. В заключение она писала, что день и ночь будет молиться за меня, а я должен хранить ее благословение и помнить: "материнская молитва со дна моря спасает". Я посмотрел с мостика на палубу: там, в присутствии старшего офицера и боцманов, работали матросы. Были люди и на мостике, и в башнях, и в батарейной палубе, и в трюмах, и в машинном отделении. Не считая рабочих, которые скоро будут высажены на берег, девятьсот моряков обслуживали корабль. И уносит он нас в неведомые края, туда, где буйствуют огненные вьюги, гася человеческие жизни, - либо победить врага, либо самому погибнуть в безвестной пучине. Разве за них, за этих матросов и офицеров, не молятся матери так же, как и за меня? И разве у наших врагов менее любящие матери, и разве они не проливают слезы, обращаясь к своему богу? Но кого-то из нас ждет холодная могила. С надломленным крылом души я сошел с мостика. Броненосец "Орел", развевая андреевский флаг, продолжал отмерять морские мили. 5. Высочайший смотр На второй день около полудня показались маяки и острова. Сочно заголубело небо, словно кто мокрой тряпкой смахнул с него грязь облаков. |
|
|