"Алексей Силыч Новиков-Прибой. По-темному" - читать интересную книгу автора

взбирается вверх. Трещит, как будто беснующаяся стихия ломает его остов.
Над головой, гремя о плиты, перекатываются с одного места на другое куски
угля и другие неприкрепленные предметы.
Мы сидим с Васьком рядом, подавленные и ошеломленные происходящим.
Нет ничего хуже, как переносить бурю, сидя на дне судна да еще взаперти.
Наверху она просто грозна, здесь ужасна даже для привычного моряка. Там в
случае крушения корабля все-таки можно остаться живым. Здесь чувствуешь
близость разверзающейся могилы.
Вода упорно наполняет наше логовище.
Теперь она доходит до груди.
Мы мокнем в ней, как селедки, брошенные в бочку с соленым раствором.
Тела наши сморщились. От стужи дрожим, как в лихорадке, неистово щелкая
зубами.
Лечь на спину - значит захлебнуться в воде; сесть прямо - мешает
настилка. Приходится устраиваться, изогнувшись и постоянно опираясь рукой
о дно. Это становится через некоторое время невыносимым.
Васек изнемогает. Я чувствую на своей шее его холодные дрожащие руки.
Из груди вырывается бессильный стон:
- Не могу... Сил нет... Сейчас упаду...
Я боюсь, что он и в самом деле может упасть и захлебнуться,
поддерживаю его за плечи. Они узки, как у десятилетнего.
Меня тревожит мысль: откуда проникает вода? Мне известно, что при
продувании котлов и тушении шлака вода всегда выливается на настилку и
стекает вместе с грязью в трюм. Но она не должна быть такой холодной.
Кроме того, в таких случаях пускают в ход помпы. Нет, тут что-то не то:
либо корабль, треснув, дает течь, либо другое.
Проходит еще некоторое время. Сколько - не знаем. Вероятно, несколько
часов. Они показались нам вечностью.
Беспокойство растет.
- Что это значит? - прижимаясь ртом к моему уху, спрашивает Васек.
- Не знаю...
- Закричим...
- А если Ершов услышит?
- Боже мой, мы погибли...
В голосе Васька звучит смертельная тревога. Сам он, пугаясь, плотнее
прижимается ко мне. А когда корабль, срываясь с водяного гребня, с треском
падает вниз, Васек бьется в моих руках, крутит головой, задевая меня по
лицу. Слышно иногда, как над самым ухом неприятно лязгают его зубы. Раз от
разу он все слабеет, опускается вниз, становится тяжелее. Мои руки
настолько устали, что я едва могу поддерживать его.
А волны еще сильнее, еще яростнее начинают обрушиваться на корабль.
Сражаясь с ними, он падает, поднимается, мечется в разные стороны, как
обезумевшее от ран животное. Мне, как моряку, понятны эти убийственные
взмывы волн, этот лязг железной громады, дрожащей и стонущей в буйных
объятиях стихии. Вот слышится вопль ржавого железа - корабль гнется. Я
чувствую этот момент положения корабля на вершинах двух гребней, когда под
серединой его рычит разверстая бездна. Ветхие корабли с тяжелым грузом в
таких случаях не выдерживают собственной тяжести, разламываются, сразу
проваливаясь в темную клокочущую пропасть. Но наш пока еще выносит. А то
вдруг раздастся громкая и неровная трескотня: тра-та-та-та... Это силою