"Алексей Силыч Новиков-Прибой. По-темному" - читать интересную книгу автора

стон. Что такое? Боже мой!.. У меня страшные ожоги на боку и лице! Одна
щека моя вздулась.
Трофимов смотрит на меня глазами, полными печали и тревоги, тихо
приговаривая:
- Коли не повезет, то уж ничего не поделаешь. Какая, право, досада!
Сделав невероятное усилие, я приближаюсь к Ваську. Всматриваюсь в
лицо. Грязное и осунувшееся, оно кажется безжизненным. Глаза плотно
закрыты, а из полуоткрытого рта сверкают красивые, белые зубы. Прощупываю
пульс. Он еще бьется, хотя очень слабо.
- Сейчас принесут воды, - сообщает мне Трофимов. - Мы его хорошенько
обмочим. Может, и отойдет...
Вскоре приходит Петров, держа в руке большое железное ведро.
Лицо и голову Васька несколько раз обливают холодной водой. Треплют
его, ворочают с боку на бок. Ничего не помогает. Васек лежит пластом, как
мертвец.
Хлопочут долго, склоняя потные, усталые лица; прислушиваются,
встряхивают, ощупывают.
- Надо грудь ему смочить, - предлагает наконец Петров.
Никто ему не отвечает. Он нагибается над Васьком, развязывает ему
галстук, расстегивает жилет и рубашку...
Вдруг Петров отскакивает, точно отброшенный невидимой силой. Быстро
выпрямляется и смотрит на нас с недоумением и испугом, растопырив большие
грязные руки.
- Что с вами? - спрашиваю я.
- Да не знаю, право... Не того... Вот те раз!.. Как же это!..
И Петров со странной торопливостью оправляет свою засаленную куртку,
которая в хлопотах расстегнулась и обилась.
Трофимов берет фонарь в руки и подносит его ближе к Ваську.
Удивлению нашему нет пределов. Мы не верим своим глазам, не верим
тому, что это действительность, а не сон.
Слабый свет фонаря освещает обнаженную девичью грудь. Молчим,
растерянно глядя друг на друга.
- Женщина! - как вздох, произносит Трофимов и беспомощно опускает
фонарь на уголь.
- Да! - вторит ему Петров, точно освобождаясь от какой-то тяжести.
Мы приходим в себя.
Я советую застегнуть ей грудь, прежде чем она проснется. Кочегары
соглашаются.
Но не успел один из них приступить к делу, как она проснулась.
Смотрит странно, блуждая глазами. По-видимому, никак не может понять, где
находится.
Огонь горит слабо. Остолбеневшие кочегары, почти упираясь своими
головами в верхнюю палубу, стоят безмолвно. В полумраке они кажутся
несуразными. На их лицах, покрытых сажею и сливающихся с темнотою,
сверкают белки глаз. А тут еще я стою на коленях, опираясь руками на
уголь, с изуродованным до неузнаваемости лицом. Она ежится, не то
собираясь закричать, не то просить пощады. В томительной тишине проходят
несколько мгновений. Она приходит в сознание. С большими усилиями
приподнимает голову, замечает свою обнаженную грудь и падает, разражаясь
истерическими рыданиями.