"Алексей Силыч Новиков-Прибой. Капитан первого ранга (Роман)" - читать интересную книгу автора

Лицо его расплылось от удовольствия, он добродушно заговорил:
- Не в этот подъезд, парень, ты попал. Тут только господа ходят.
Свороти во двор. Спроси у дворника, где контора. Там передашь.
- Меня, ваше благородие, назначили вестовым к вашему графу.
Старик расправил бакенбарды, заговорил медленно и важно:
- Хорошее дело. Его сиятельство - это тебе не простой офицер. Наш
барин при дворе часто бывает, с высочайшими особами знается. Послужить его
сиятельству - большая честь, и сам ты вроде как бы благородным человеком
становишься. Всю жизнь потом гордиться будешь. Только смотри, парень,
держи ухо востро, не всякий удостоится графской милости. Много уже вас
таких у него побывало.
Слушаю швейцара, а сам думаю: "И чего ты мне плетешь, мусорная
головушка?" А сказал другое:
- Спасибо за совет, ваше благородие!
В конторе взяли у меня пакет, часа два я там просидел - ждал
распоряжения. Наконец в нижнем этаже показали мне небольшую комнатку. Два
стула, столик, шкаф и железная койка - вот и вся мебель.
Началась моя новая жизнь.
Моим соседом по комнате оказался повар-соусник, Прохор Савельич. На
графской кухне, кроме него, было еще два повара: кондитер и главный.
Но для меня самым интересным человеком оказался этот самый мой
сосед-соусник. До сорока лет он дожил холостяком. Те два повара оплыли
жиром, а этот, удивительно даже: на таких харчах - и такой был поджарый.
Усы он брил, чтобы не пачкать их соусом во время пробы, а бородку только
подстригал. Заостренным концом она загибалась у него к горлу и была похожа
на запятую. Круглые глаза немного пучились. Голову держал прямо, и на ней
ширилась лысина, плоская и блестящая, как поднос. По вечерам, отделавшись
от стряпни, Прохор Савельич любил хватить чайный стакан водки, настоенной
на ржавых гвоздях. По его словам, такая настойка самая полезная, - железо
всасывается в кровь. Кто во что верит!
С соусником я сразу подружился. А произошло это вот как. Будучи на
кухне, я невзначай обжег себе пальцы у раскаленной плиты. Другие меня
обозвали "разиней", а Прохор Савельич достал пузырек с прованским маслом,
смочил им тряпочку, приложил ее к ожогу и дружески заговорил:
- Это пустяки. Пройдет. А вот представь себе, что ты годовалый
ребенок. Тебя приманивает все ясное и светлое. А рука твоя необыкновенно
длинная и может вытянуться на любое расстояние. И вот ты увидел первый раз
солнце и по-ребячьи им заинтересовался. Твоя рука невольно потянулась
высоко к небу потрогать заманчивый светлый шар. Ты обязательно обожжешь
пальцы, как о плиту, только еще сильнее. Но интересно знать - через
сколько времени ты почувствуешь боль?
- Наверно, как от молнии, сразу, - ответил я.
Соусник хитро улыбнулся:
- Ошибаешься, моряк. Вижу, что астрономию не читал. Знай же: ты
почувствовал бы боль не сегодня и не завтра, а только через сто шестьдесят
семь лет.
На кухне все засмеялись над этими словами.
- Как будто и разумный человек, а мелет чепуху. Это ты, Прохор, от
своих книг заговариваться начинаешь, - укорял его главный повар.
А я даже обиделся: