"Алексей Силыч Новиков-Прибой. Капитан первого ранга (Роман)" - читать интересную книгу автора

меня, кулаки держит наготове. Первый раз он таким страшным показался мне:
лицо бледное, глаза мутные, ржавая борода трясется.
Я тихо повторил его слова.
- Громче! - рявкнул он. - Убью на месте!
Вижу я, что барин сорвался с нареза и осатанел: не увернуться мне от
его побоев. Эх, думаю, все равно погибать! И я так гаркнул, что стены
дрогнули:
- Это не жена капитана первого ранга Лезвина, а это...
И точь-в-точь повторил его слова.
Барыня вбежала в кабинет и завизжала:
- Мерзавец! Старая калоша! Учишь вестового ругать меня?..
А я тем временем махнул на кухню, захватил свои вещи и понесся в
экипаж. Что теперь мне будет, сам не знаю. Боюсь, изувечит, окаянный.
Псалтырев попросил у меня зеркало, посмотрел на свое отражение и
промолвил:
- Как живописец размалевал мою карточку. Ну, ничего, - заживет. А
все-таки я здорово намордовался на господских харчах. Теперь придется на
полпудика убавиться в весе.
И сразу же рассердился:
- Дурак он, старый дурак, барин-то мой! Что бы ему вернуться домой
часика на два позже? Тогда бы все были довольны: и я, и барыня, и
лейтенант, и больше всех - сам барин. Так нет же, принесла его нечистая
сила не вовремя.


VIII

С осени, после кампании, большинство матросов было распределено по
разным школам. Из этих школ выходили судовые специалисты: комендоры,
минеры, гальванеры, кочегары, машинисты, минные машинисты, сигнальщики,
рулевые. Кроме того, были еще школы для унтер-офицеров тех же
специальностей, а также для содержателей казенного имущества и строевых
унтер-офицеров.
Захар Псалтырев ни в одну из них не попал. Его зачислили в расхожее
отделение. Это означало, что он (и другие, подобные ему) должен выполнять
работы, какие ежедневно назначает фельдфебель: пилить дрова, убирать с
экипажного двора снег, вывозить мусор из корабельных мастерских, ездить с
баталером за продуктами. И все же Захар не забыл о науке. Больше всего он
хотел одолеть грамматику. По вечерам я диктовал ему из той или иной книги,
а он писал. Потом он сам себя проверял, сличая написанное им с подлинником
и подчеркивая свои ошибки. Число ошибок у него уменьшалось с каждой
неделей. Это его очень радовало. Теперь, присматриваясь к занятиям
товарищей, он взялся и за арифметику. Казалось, для него не было
трудностей. Если он намечал для себя какую-нибудь цель, то всегда ее
достигал. За один месяц им были усвоены все четыре арифметических правила.
В экипаже пища была не та, к которой Псалтырев привык, будучи
вестовым. А тут еще он настолько увлекся наукой, что у него мало
оставалось времени для сна. Он похудел и осунулся, но по-прежнему
оставался энергичным и веселым.
Изредка Псалтырев встречался с Валей.