"Алексей Новиков-Прибой "Бой" (Цусима. Кн.2)" - читать интересную книгу автора

беспроволочного телеграфа, способный принимать и отправлять телеграммы на
расстояние до семисот миль. С помощью такого аппарата можно было перебить
донесения японских крейсеров. Почему бы нам не воспользоваться этим? С
"Урала" по семафору просили на это разрешения у Рожественского. Но он
ответил:
- Не мешайте японцам телеграфировать.
На "Урале" вынуждены были отказаться от своего весьма разумного
намерения.
Чтобы так пренебрегать противником, нужно было иметь очень большую
уверенность в превосходстве своих сил. А этой уверенности ни у кого из нас
не было. Чем же объяснить целый ряд нелепых поступков Рожественского?
Изменой? Нет. По своему внутреннему патриотическому чувству он был
неподкупным начальником. Но чрезмерная заносчивость, доводящая его до
ослепления, мешала ему мыслить и правильно руководить подчиненными. Так
было и в данном случае. Как мог, например, осмелиться командир всего лишь
вспомогательного крейсера, какой-то капитан 2-го ранга, напоминать ему,
командующему эскадрой, вице-адмиралу Рожественскому, что нужно в том или
другом случае делать? Это было равносильно оскорблению "Адмирал
Рожественский потом, и следственной комиссии, показывал, что "Урал" просил
у него разрешения помешать японцам телеграфировать не 14 мая, а 13-го. "Я,
- говорит он дальше, - не разрешил "Уралу" этой попытки потому, что имел
основание сомневаться, что эскадра открыта" ("Русско Японская война",
книга 3-я, выпуск IV ( стр. 21.) Если бы это было действительно 13 мая, то
распоряжение адмирала имело бы смысл. Но в том-то и беда, что такой случай
произошел 14 мая когда нас уже сопровождали японские разведчики. Так
значится в моих личных записях. То же самое подтверждают офицеры с "Орла".
Вот что лейтенант Славянский написал в своем донесении:
"Около половины девятого утра (14 мая) "Урал" сигналом просил
разрешения адмирала помешать телеграфировать японским разведчикам, но на
"Суворове" было поднято в ответ: "Не мешать".
("Русско-японская война", книга 3-я, выпуск I, стр. 55). То же самое
написал и мичман Щербачев (в той же книге, стр. 64). Даже такой преданный
адмиралу человек, как капитан 2-го ранга Семенов, вынужден был в
следственной комиссии показать, что это было именно 14 мая утром.
("Русско-японская война", книга 3-я, выпуск IV, стр. 97.) Но в своей
книге "Расплата", где автор постоянно заявляет о точности своих записей,
он об этом умалчивает.
Благодаря тому, что мы не мешали японским разведчикам
телеграфировать, адмирал Того знал о нашей эскадре все, что нужно было
знать командующему морскими силами. В рапорте о бое 14 мая вот как он
отзывался о своей разведке: "Несмотря на густую дымку, ограничивающую
видимость горизонта всего пятью милями, полученные донесения позволили
мне, находясь в нескольких десятках миль, иметь ясное представление о
положении неприятеля.
Таким образом, еще не видя его, я уже знал, что неприятельский флот
состоит из всех судов 2-й и 3-й эскадр; что их сопровождают семь
транспортов; что суда неприятеля идут в строе двух кильватерных колонн..."
("Описание военных действий на море в 37 - 38 гг. Мейдзи", стр. 178.)".
В одном нельзя было ему отказать - это в лакейской преданности
царедворца.