"Алексей Новиков-Прибой "Поход" (Цусима. Кн. 1)" - читать интересную книгу автора

на жизнь многомиллионного народа. Кончается призывом - идти смело вперед к
чистым целям.
Будь это в другой обстановке, в другой среде, не скованной традициями
формальной дисциплины, такое воззвание было бы обыкновенным явлением, но
на военном корабле, идущем в самый разгар войны, - о, это был и смелый и
исключительный шаг!
Но не менее исключительным оказалось отношение офицеров к этому
событию, отношение, достаточно характеризующее, насколько глубоко уже
проникли в их среду современные веяния и поколебали устои формального
отношения к событиям жизни.
Я со старшим доктором и обер-аудитором выступил на защиту автора, и
кают-компания стала на нашу точку зрения, рассеяв колебания старшего
офицера.
Офицеры нашли, что в этой статье, где приведены также факты из
судовой жизни "Орла", нет ни слова лжи, что статья написана горячо и с
честными стремлениями, что недостатки, указанные ею, действительно
сковывают развитие даже морского дела, которое нуждается в технически
развитых людях. Далее, факт сбора по личной инициативе матросов, давших до
ста шестидесяти рублей, есть явление отрадное, и нельзя за него карать
только потому, что по уставу "воспрещаются всякие сборы без разрешения
начальства". Порицания нашего политического строя также не могут быть
поставлены ему в вину, ибо этой критикой полны все газеты; и раз офицеры
допускают команду до чтения газет, дают матросам статьи Кладо, то большая
часть формальной ответственности лежит на них. Наконец, суровая кара не
желательна еще и потому, что она не поддержит поколебленной дисциплины.
Собранные же деньги надо принять от матросов и послать по назначению.
Эту точку зрения поддержал представитель судебной власти обер-аудитор
эскадры; она же была им внушена командиру, что, конечно, для командира
было даже удобно - не поднимать истории. И в результате баталер был только
смещен на время на низший оклад за пользование ремингтоном и за
недозволенный сбор.
Остальное предано забвению. Между прочим, у него старший офицер
забрал сначала все тетради, заметки, книги, дневники, там нашлось также
много "подозрительного". В записной книжке, например, были записаны все
случаи "мордобойства" фельдфебелей, боцманов, унтер-офицеров, отмечены
такие эпизоды, как удаление сочинений Толстого из судовой библиотеки, по
настоянию батюшки. Но решили, что так как эти заметки остались его личным
достоянием, а не были обращены к команде, то не обращать на это внимания..
Кажется, все ему возвращено.
Между, прочим, можно добавить, что этот матрос вовсе не исключение из
своей среды, В ней много таких же развитых и начитанных людей, и они
облагораживают понемногу всю массу, борются с грубыми инстинктами ее и
будят духовные запросы".
Инженер Васильев записал в свой дневник все верно, за исключением
одного момента: не вся кают-компания перешла на мою сторону. Насколько мне
было известно через вестовых, лейтенант Вредный, мичман Воробейчики
несколько других офицеров стояли за то, чтобы моему делу дать законный
ход. К счастью, в числе их не был старший офицер Сидоров, и это спасло
меня от каторги.
Должен еще прибавить, что орловская кают-компания в сравнении с