"Алексей Новиков-Прибой "Поход" (Цусима. Кн. 1)" - читать интересную книгу автора

установит связь с другими судами. И будем ждать удобного случая, когда,
может быть, потребуется вместо андреевского флага поднять красный флаг...
Минер Вася-Дрозд перебил его:
- И если уж подниматься, то всей эскадрой.
Машинный квартирмейстер Громов крикнул:
- Правильно! Мы должны удерживать команду от отдельных вспышек.
Трюмный старшина Осип Федоров прибавил:
- Иначе мы будем только людей напрасно губить. Нужно действовать
организованно.
Разошлись поздно, наметив вчерне план для будущей работы.
Сношение с "Суворовым" досталось на мою долю.
Как после узнали, событие, разыгравшиеся 9 января, вызвали разговоры
на всей эскадре. Никто больше не верил в доброту царя. Поколебались в
своих верноподданнических чувствах к нему даже некоторые офицеры.
Вспомнилось, какое настроение было у меня пять с лишком лет тому
назад. С новобранства, пока нас не разбили по флотским экипажам, я целую
неделю прожил в Петербурге, в грязных и вшивых проходящих казармах. Мне
захотелось посмотреть царский дворец. Ведь об этом я мечтал, будучи еще в
своем селе Матвеевском. Стоял сырой и слякотный ноябрь. Мы вдвоем с
товарищем, одетые в ватные пиджаки, пользуясь указаниями прохожих,
добрались до Дворцовой площади. По-деревенски наивные, мы с изумлением
смотрели и на Главное адмиралтейство, над которым возвышался золотой шпиц
с таким же золотым парусником на конце, и на Александровскую колонну, с
которой бронзовый архангел как бы благословляет дворец, и на красное
трехэтажное, необыкновенной ширины здание, которое своим фасадом выходит
прямо на Неву.
Ведь здесь живет он, божий помазанник, коронованный человек, под
скипетром которого находится сто пятьдесят миллионов народонаселения. От
него зависит благополучие всех людей.
- Вот так изба! - удивлялся мой спутник.
- Ну и махина! - восторгался я. - За целый, день не обойдешь все
комнаты.
Вероятно, не один здесь живет.
- Ясное дело, при нем должны находиться министры и генералы.
Вокруг колонны прохаживался часовой, какой-то гренадер в форме,
никогда мною не виданной. Стояли еще часовые у подъездов дворца, охраняя
покой царя, чтобы злодеи не могли сделать на него покушения за все его
щедроты и милости к народу. Если бы в это время кто-нибудь сказал
что-нибудь нехорошее против царя, я бы такого человека уничтожил на месте.
Ушли мы с Дворцовой площади счастливые.
Потом товарищам в экипаже и на кораблях много пришлось поработать
надо мною, и самому мне нужно было прочитать немало нелегальной
литературы, прежде чем перевернулось мое сознание. Тюрьма закончила
воспитание.
Прежнее деревенское понятие о царе было выжжено в моей душе, как
выжигают бородавку на теле.
А теперь я бродил по кораблю, не находя нигде себе места. Страшная
весть о кровавом воскресенье, долетевшая до нас в такую даль, в Носси-Бэ,
пронизывала все мое существо. Мне мерещилась все та же Дворцовая площадь,
где произошла царская расправа с рабочими. И не я один, а тысячи голов на