"Ганс Эрих Носсак. Клонц" - читать интересную книгу автора

Разве с той разницей, что я и в земном поклоне все равно не верю, что
склоняюсь перед кем-то сущим и своими жалобными вздохами могу добиться его
помощи.
Я опускаюсь на колени совсем так, как вбирают голову в плечи, когда
вблизи вдруг грянет выстрел. Я опускаюсь на колени потому, что из этой
позиции меня труднее всего повалить. Что происходит у меня в душе в это
время? Чего тут спрашивать? А ничего! В том-то все и дело. Ничего. Там
ничего больше не осталось.
Если удастся простоять достаточно долго, то дождусь в этой жалкой позе
утра, которое принесет с собой то, что принято называть заботой о хлебе
насущном. Что проку говорить о душевных муках, важен лишь результат. А
результат в данном случае состоит в том, что я все еще жив. И только. "Как
дела?" - "Спасибо, а как у вас?"
Где-то в тумане утра растворяются образы моего ночного
коленопреклоненного бдения.
Тот, кто через полтораста лет будет сидеть за этим секретером,
снедаемый злобой на Клонца, оглянется назад и посмотрит мне в глаза. Как
это люди выносили такое раньше?
В поисках ответа я тоже оглядываюсь назад и вижу, что тот, кто до меня
мучился над тем же вопросом, этого вынести не смог. Думаю, именно он и
сказал: "Каждая твоя строка должна быть написана так, словно она -
последняя". Однако его собственные последние строки, вероятно, были очень
схожи с теми, что я сейчас пишу, потому что он не счел возможным сохранить
их для будущего. Он их стер, он их сжег. И ладно, что так; большинству до
них дела нет, а немногим и так все ясно. Может, ему следовало бы все же
чуть больше думать об этих немногих? Не затем, чтобы что-то им объяснить,
нужды в том нет, а ради того, чтобы еще раз хоть на секунду задержаться
мыслью на написанном? Но он этого не сделал. Рывком оторвался от
секретера, встал и сказал: "Все, точка". Он вышел из комнаты, отправился в
парк или на озеро. И был счастлив: никогда больше не придется иметь дела с
Клонцем. Он поставил точку.
Ах, какую опасность навлек он на нас тем, что был счастлив!
Чтобы не впасть в соблазн этого счастья, мне пришлось вести жизнь
изгоя. Ведь я жаждал отомстить еще и за него и потому нападал на все, что
вынудило его поставить точку. Но только еще дальше скатился - уже к самому
краю.
Тогда я всерьез обозлился и бросил ему в лицо:

Мы, призванные противостоять
небытию; мы, на переднем крае
стоящие, как ты, оберегая
перед лицом Ничто любую пядь, -
мы до рожденья преданы тобой,
умерший брат. И наше обвиненье
да слышит будущее поколенье:
из-за тебя мы проиграли бой.
Здесь каждое усилье - пораженье:
открыта рана. В страшном окруженье
ответствуй нам, не опуская глаз:
что, брат, пробило брешь в твоем величье?