"Борис Михайлович Носик. Альберт Швейцер " - читать интересную книгу автора

Посвящается маме,
Доброму Человеку

ПРЕДИСЛОВИЕ

Читателю, который раскроет эту книгу, предстоит познакомиться с
воистину замечательным сыном нашего века.
Доктор философии и приват-доцент теологии одного из старейших
европейских университетов, музыкант-органист, видный музыковед и органный
мастер в пору творческого расцвета и взлета своей известности сразу в
нескольких гуманитарных сферах вдруг поступил учиться на врача, чтобы потом
уехать в глухие дебри Центральной Африки и там на протяжении полстолетия
строить больничные корпуса на свои с трудом заработанные деньги, без
вознаграждения и без отдыха лечить прокаженных, врачевать язвы, принимать
роды. И при том он не оставил музыку, не бросил философию а, напротив,
поднялся и в той и в другой области до еще более высокого уровня.
Человек этот стоял и стоит особняком в буржуазном мире стяжательства и
насилия, и так же особняком, вне теоретических систем и школ, стоит
самобытная мысль Альберта Швейцера. Нельзя сказать, что он был недостаточно
знаком с философской традицией. Его основная работа "Культура и этика"
(вторая часть задуманного в четырех книгах, но осуществленного лишь
наполовину труда "Философия культуры") содержит обстоятельный разбор
этических учений от древних греков до Бергсона. Но ни одно из них он не
может принять безоговорочно. Ближе других ему Кант с его этикой абсолютного
долга. Но кенигсбергскому мыслителю Швейцер ставит в вину то, "что у него
было так много системы, но так мало сострадания"; сформулированный Кантом
категорический императив был слишком формален. Не удалось, по мнению
Швейцера, наполнить подлинным содержанием этику и Гегелю, пытавшемуся как
раз решить эту задачу. "Гегель стоит на капитанском мостике океанского
парохода и растолковывает пассажирам чудесное устройство двигателя и секрет
вычисления курса. Но он не заботится о том, чтобы под котлами надлежащим
образом горел огонь. Поэтому ею корабль постепенно снижает скорость. В конце
концов он останавливается, теряет управление и делается игрушкой в руках
стихии".
Швейцер глубоко (и совершенно справедливо) был убежден в том, что "от
теоретико-познавательного идеализма этика не может ожидать ничего хорошего и
должна его всячески опасаться. Недооценка реальности эмпирического мира не
помогает, а вредит нравственному мировоззрению. У этики - материалистический
инстинкт. Она намеревается действовать среди эмпирических событий и
преобразовать отношения эмпирического мира".
Эмпирическое, реальное содержание этики - гуманизм, любовь к человеку.
В этой истине нет ничего нового, но Швейцер и не собирается открывать
Америку. Свою задачу он видит прежде всего в том, чтобы показать, как
мудрствует лукаво над вещами простыми и очевидными профессиональная
философия буржуазного Запада. Она выясняет (или, скорее, запутывает)
отношение человека к себе подобным, между тем как, по Швейцеру, задача ясна:
надо просто объявить священной и неприкосновенной не только любую
человеческую, но вообще всякую жизнь. "Благоговение перед жизнью" - такова
формула "универсальной этики" Швейцера. Конечно, он знает, что жизнь
оплачивается ценой другой жизни.