"Василий Носенков. Ленты бескозырки (сб. "В милицию поступило заявление...")" - читать интересную книгу автора

начистоту, а если собьешься, мы тебе подскажем. Думаешь, зря всю ночь у
нас столько людей работало?
- У вас нет доказательств против меня. Никаких абсолютно. А другую,
нужную вам ленту на бескозырку вы сами нацепили. Для этого и шапку
оставили в комнате после второго допроса! Вот так.
- А вам известно, что часовщика с Озерного переулка удалось спасти? Он
жив, - неожиданно заговорил молчавший Кишкин.
- Как жив? - не вытерпел лобового вопроса Резниченко. Но тут же понял,
что проговорился, и замолчал.
Потом провел по потному лбу рукавом и, стараясь казаться равнодушным,
спросил: - Да о ком вы говорите? Я ничего не понимаю. При чем здесь
Озерный переулок и какой-то часовщик? Я нигде не был, тем более никого не
убивал...
- А разве мы говорили об убийстве?
Опять наступило молчание. Работники угрозыска понимали, что сейчас
самый благоприятный момент для разговора.
- Мы вас и не обвиняем. Это сделали ваши дружки.
- Дружков не имею. Не успел обзавестись...
Резниченко явно нервничал. Он все чаще останавливался на полуслове и,
быстро вытирая платком вспотевший лоб, просил дать время подумать.
- Не думать, а придумывать, - поправлял Кишкин. - Не советую. На флоте
это не принято. Между прочим, можно и штатскому одеться моряком.
Этот намек особенно болезненно переживает матрос.
А когда ему заявили, что поедут на квартиру, где он снимает угол, и
проведут обыск, задержанный совсем сник.
Он молча сидел, пригнув голову, безвольно положив на колени крепкие
руки. В комнате на какое-то мгновение наступила тишина.
Кишкин в ожидании ответа катал по столу толстый карандаш, но не торопил
матроса: сочинять новую версию ему уже поздно, в старой же подозреваемый
окончательно запутался, - слишком неожиданны и весомы были улики против
него.
Прежде чем заговорить начистоту, Резниченко с жадностью выпил два
стакана воды, вытер ладонью губы и медленно начал:
- Когда я дезертировал с корабля, то ни о чем таком особом не думал.
Решил податься в деревню, уйти в лес, смастерить землянку и ожидать
установления мира. Но в наше время даже пустяковый план далеко но всегда
легко выполним. Очутившись на берегу, я прежде всего столкнулся с голодом.
Моя знакомая, у которой я отсиживался первое время, через три дня
откровенно заявила, что в дальнейшем не может меня кормить. Я должен был
или убраться на все четыре стороны, или же приносить в дом продукты хотя
бы для себя, а лучше и для нее.
Переодевшись в штатское, я пошел на вокзал в надежде заработать на
разгрузке вагонов. Там-то я и встретился впервые с Митькой-Джоном. Так его
звали все. Фамилию и до сих пор не знаю. Дня два он присматривался ко мне,
а на третий пригласил составить ему компанию по случаю "заработка". В моем
положении деваться было некуда, и я принял приглашение. На квартире, куда
привел меня Джон, оказался еще один человек - Федька Мальчик.
Я без труда определил, чем занимаются эти люди, но у меня не хватило
силы воли отказаться от их предложения.
Слишком маленький был выбор: лесная землянка с одиночеством или новые