"Кэтлин Норрис. Чайка " - читать интересную книгу автора

ее чары. Сладкое волнение, смесь радости и испуга, заставили сильнее биться
сердце Жуаниты и, казалось, горячее и крепкое вино разлилось по ее жилам.
Они болтали, как будто были давно знакомы, и каждое слово, каждый
взгляд одного имел какую-то особенную значимость и прелесть для другого.
Кент то поглядывал на нее с ласковым светом в глазах, то, следя за движением
осколка раковины, которым он рисовал на песке, говорил с удивительной для
него простотой и легкостью, а Жуанита, менее владевшая собой, немного
возбужденная, все время радостно посмеивалась, как ребенок, увлеченный
удивительным приключением.
- Так вы теперь отдыхаете? Да? И довольны отелем? Я знаю хозяина,
старика Фернандеца; его дочка замужем за нашим бывшим кучером. А сам
Фернандец, кажется, родился здесь, на ранчо. О, сотни их здесь родились!.. -
добавила она небрежно.
- В истории Америки много романтических моментов, - сказал
заинтересованный упоминанием о ранчо Кент. - Но, мне думается, ни один из
них не сравнится по красоте с периодом первых испанских поселений в
Калифорнии.
- В наших местах некоторые помнят те времена. Старая мать Лолы
рассказывала мне о фиестах - праздниках, на которых танцы длились по три дня
и три ночи. Тогда на ранчо было три тысячи овец, самые лучшие лошади и самый
лучший скот во всей Калифорнии! А по утрам, - говорит старая Сеншен, - все в
один час пели молитву. Мои тетушки высовывались из окон своих комнат, все
девушки во дворе, все гости подхватывали гимн. Бабушка - в кладовой,
женщины - на кухне, мужчины - в коррале - все пели утренний гимн на ранчо.
Кент впервые заметил, что в ее речи слышен легкий испанский акцент. Он
не знал, что его больше захватывало - красота этой картины мирного
существования или красота самой юной рассказчицы.
- Какой славный роман можно было бы написать об этом!..
Жуанита сказала задумчиво:
- Это было давно, и все постепенно исчезло, переменилось. Мать моя не
испанка, она уроженка Новой Англии. Для нее красота - это клены, вязы,
садики с кустами сирени и розовыми мальвами, снег... Видели вы когда-нибудь
снег? - спросила она с жадным любопытством.
- А вы, неужели никогда?! - спросил в свою очередь Кент с искренним
удивлением.
- Никогда! Подумайте, мне двадцать три года, а я никогда не видела
снега!
Двадцать три года! А на вид она казалась совсем ребенком! Особенно в ту
минуту, когда смотрела на Кента с выжидательной улыбкой, с детски-доверчивым
дружелюбием и наивным любопытством.
- Снег очень красив, - сказал он просто.
И, отвечая на ее все еще вопросительный взгляд, Кент стал описывать,
как умел, темные и холодные зимние дни в том городе на севере, где он учился
в колледже, большие лампы, свет которых казался золотым в ранние сумерки,
первые белоснежные хлопья, пляшущие в воздухе между старыми кирпичными
домами, мягкий свет, струящийся из окон во мраке ночи. Он говорил ей о
детях, розовых от холода, с веселыми криками бегающих по этому мягкому
белому ковру, напоминающему мех горностая и хрустящему под их ногами, о
ясной тишине зимнего утра, нарушаемой лишь звоном бубенцов саней на
перекрестках. О деревцах, опушенных снегом и гнущихся под его тяжестью, о