"Хилари Норман. Чары" - читать интересную книгу автора

желала страстно возврата старых петербургских дней. Она обожала горы, их
дикую неистовую красоту, укрощенную летом, любила роскошное изобилие
альпийских цветов, красовавшихся изысканными пучками цвета даже на самых
суровых скалистых уступах; любила лежать на спине в высокой траве жаркими
днями, отталкивая коврик, который Амадеус пытался подложить под нее - ей
хотелось чувствовать, как стрелки травы гладят ей руки и щекочут ступни.
Как раз во время одной из таких прогулок она набрела на место, не так
далеко от их дома, которое глубоко запало ей в сердце. И постепенно,
незаметно, оно вдруг стало наполняться для нее особым смыслом - пока не
превратилось в зримое совершенное воплощение победоносной красоты, которой
осенил ее жизнь Амадеус. Это был водопад - просто маленький водопад, каких
было множество в горах, и забреди сюда какой-нибудь беззаботный веселый
турист, он, может статься, не обратил бы на него никакого внимания. Но Ирине
он казался особенным, неповторимым. Он завораживал ее, и она словно во
власти удивительных прекрасных чар подолгу смотрела на него, на это
естественное непрекращающееся буйство движения, полное игры цвета, света и
жизни. Массивная скала, напоминающая очертаниями гнома, нависала над
водопадом, но тот не сдавался и не тушевался.
- Посмотри сквозь него, mon amour, - говорила она Амадеусу. - Смотри,
как цветы отдают свои краски воде и искрятся в каскаде! Словно радуга ожила.
- Я вижу, - отвечал он, обнимая ее, и Ирина прижималась к нему, все еще
глядя на бурлящую низвергающуюся воду.
- Везде так жарко сегодня, так душно, так... обычно, - сказала она,
улыбаясь слабой улыбкой. - Везде - но только не здесь. Смотри... вокруг него
такая свежесть и прохлада. Он такой прелестный... и такой сильный - я
завидую ему... его вечности, его бессмертию.
И даже когда снова настала зима, водопад все еще завораживал ее и
притягивал, как магнит. Даже теперь, когда большинство упругих струй
повисли, не долетев до земли, искрящимися промерзшими иглами, Ирина грезила,
что по-прежнему видит вечную непобежденную жизнь, чувствует ее биение внутри
ледяных тенет. А когда неожиданно, в первые недели 1924-го, она заболела
опять и стала слишком слаба, чтоб пытаться выйти наружу, водопад стал для
нее еще и символом надежды - это была сила, которая так нужна была ей самой,
чтобы жить.
- Принеси мне бинокль, - шептала она Амадеусу. Ее голос был хриплым -
ее горло мучительно болело, и профессор Людвиг был бессилен помочь и
облегчить эту боль. - Я хочу посмотреть на него... ну хоть ненадолго.
- Тебе нужно поспать, любовь моя, - убеждал ее Амадеус, но все равно в
конце концов сдавался и приносил бинокль, передвигая ее шезлонг на самый
край террасы. Оттуда она могла лишь видеть замерзший каскад, а не встать
возле него, как прежде и чувствовать всем своим существом его живительную
силу. Но Ирине были дороги даже эти минуты, и Амадеус не раз отворачивался,
пряча набегавшие слезы.
Амадеус знал, что она умирает... На этот раз не будет ремиссии, и он
знал - сколько б он ни молился, как ни искушал бы сатану взять его душу за
жизнь Ирины, ему не победить болезни, которая, казалось, вдруг стала жадно и
ненасытно пожирать Ирину. Никогда еще он не чувствовал себя таким
беспомощным - теперь у него не было даже надежды. И глядя на мужество, с
каким Ирина смотрела в лицо судьбы, в пропасть, которая со всей неумолимой
ясностью отверзлась перед ней, он иногда удивлялся, что сердце его еще не