"Шарле Нодье. Живописное и индустриальное путешествие в Парагвай-Ру и Южную Палингенезию " - читать интересную книгу автора

вместе с Кау'т'чуком на вершине пика Тенерифе, где он повстречал одного из
самых передовых промышленников нашего времени. Этому великому человеку
удалось превратить снег в морскую соль посредством высушивания с
прибавлением легко испаряющейся щелочи, очень плотной и самой твердой, какая
только существует на свете. Снег, обжигаемый в герметической печи, мгновенно
кристаллизуется и выходит из огня совсем красным; тогда его швыряют в слабый
раствор квасцов и животной селитры, отчего он вновь обретает первоначальную
белизну. "Мы отведали этой превосходной соли, - добавляет Кау'т'чук, - и
убедились, что она обладает отменными вкусовыми качествами, приятно щекочет
нервные окончания языка и радует глаз".
Достойнейшее частное лицо, основавшее эту драгоценную мануфактуру, уже
давно открыло способ добывать восхитительное масло из некоторых тенерифских
булыжников, содержащих чистый и, можно сказать, самородный маслин; однако
эта операция ныне слишком широко известна, чтобы нам следовало
останавливаться на ней подробно. Нетрудно также догадаться, что древесная
растительность Тенерифе служит для производства того уксуса, каким
пользуются все парижане, а поскольку гумус, покрывающий склоны этой горы, в
высшей степени способствует созреванию салатообразных трав, нетрудно прийти
к заключению, что мыс Тенерифе - то место на земле, где можно отведать
наилучшего салата, в котором будет недоставать лишь перца, ибо за ним
надобно посылать в Кайенну[6]. Этот изъян, пожалуй, нетрудно устранить:
необходимо лишь отыскать перчин в местных корнеплодах или травах, вроде
латука или свеклы, в чем наш химик-агроном непременно преуспеет, если уже не
преуспел. После этого, благодарение небесам, науке останется мечтать лишь об
одном - о способе отыскивать в природе готовый салат вместе с тарелкой.
Мы не станем надолго задерживаться на мысе Доброй Надежды, где, как
остроумно замечает Кау'т'чук, все туземцы суть англичане или голландцы, что
сообщает местным дикарям весьма своеобразную физиономию, представление о
которой можно составить, лишь побывав в лондонских тавернах или
амстердамских кафешантанах. Путешественники не преминули посетить
прославленную Столовую гору, которая из-за грозы была как раз покрыта
водяной скатертью. Это, однако, не помешало им навестить знаменитого г-на
Гершеля, которого Кау'т'чук называет "племянник славный славного отца",
допуская lapsus linguae[7], за что я приношу извинения читателям[8]. Ведь мы
употребляем слово neveu <племянник, потомок>, происходящее от латинского
слова nepos, в поэтическом языке, когда говорим о наших прямых внуках или
правнуках. Впрочем, тому, кто владеет всеми наречиями земли, нередко
случается, избирая одно из них для удобства публики, погрешить некоторыми
незначительными spropositi[9], чем и объясняется столь безграничная
причудливость стиля наших ученых мужей.
Вернусь к г-ну Гершелю: "Он обосновался на Столовой горе, - пишет
Кау'т'чук, - с намерением провести там три года и проверить, полностью ли
идентична оборотная сторона тех звезд, которые он наблюдал с
противоположного бока, из английского города Гринвича, их лицевой стороне"?
Всякому известно, что для этих прекрасных изысканий в эмпиреях г-н Гершель
пользуется гигантским телескопом, мощность которого не поддается подсчетам,
ибо он обладает не переводимой в цифры способностью увеличивать небесные
тела в двенадцать раз больше, чем нужно. Восхитительная точность, с которой
г-н Гершель и его ученики ежедневно изображают Луну анфас и в профиль,
являет собою надежнейшую гарантию верности их чертежей, так что весь мир с