"Шарле Нодье. Вопросы литературной законности " - читать интересную книгу автора

Вергилий подражал Гомеру, Расин - трагическим поэтам Греции, Мольер -
Плавту, Буало - Ювеналу и Горацию, и никому не приходило в голову упрекать
их в этом. Другое дело - кражи у прозаиков средней руки: блестящие мысли,
которыми можно поживиться, у них наперечет, но незначительность добычи едва
ли не усугубляет тяжесть проступка. Монтень многое почерпнул у Сенеки и
Плутарха, но он нимало этого не скрывает: "Я хочу, - пишет он о критиках, -
чтобы они в моем лице обрушивались на Сенеку" {Здесь и далее Монтень
цитируется по изд.: Опыты. М., 1979.}. Такие прекрасные главы, как "О том,
что философствовать - это значит учиться умирать" (I, XX) и "Обычай острова
Кеи" (II, III), изобилуют заимствованиями из Сенеки. Монтень, вероятно, не
сознавал, до чего резко выделяется короткая, образная, афористичная и, как
правило, антитетическая фраза Сенеки на фоне его собственного стиля,
пространного без вялости и подробного без растянутости. К подражаниям
относятся также заимствования из иноземной словесности нового времени.
Прекраснейшие сцены из трагедий Альфьери и Шекспира были переложены для
нашей сцены, философы минувшего столетия обязаны большинством своих
рассуждений англичанам - и никто не вправе усмотреть здесь плагиат. Однако я
убежден, что человеку порядочному не пристало выдавать за свои те яркие
образы, которые он почерпнул из произведений иноземной или древней
словесности. Так что еще вопрос, благородно ли поступил великий Корнель,
когда в своей трагедии "Ираклий" слово в слово повторил прекрасную и
трогательную мысль Кальдерона:

Как за тебя судьба, Маврикий, мне отмстила!
Ты мертв, но и в гробу двух сыновей обрел;
Я жив, но некому мне передать престол... {*}

{* Корнель. Ираклий, д. I, явл. 33; перевод Ю.Корнеева.}

И уж безусловно неблагородно поступили наши критики, которые осыпали
Кальдерона упреками в плагиате, даже не удосужившись выяснить, что
прославленная комедия "Все правда, все ложь" сочинена на несколько лет
раньше, чем "Ираклий". Я не говорю здесь о знаменитом "Сиде", весьма точно
следующем трагедии Гильена де Кастро, которая, в свою очередь, являлась
подражанием Диаманте, ибо в этом случае Корнель не только не отрицал
сходства, о чем свидетельствует уже само название пьесы, но честно и открыто
признавал, что многое заимствовал у испанского автора.
Вообще заимствования из сочинений нового времени, на каком бы языке они
ни были написаны, - вещь не такая невинная, как заимствования из сочинений
древних, и многие авторы, известные своей щепетильностью, решительно
отвергали этот путь. "Я взял кое-что у греков и римлян, - пишет Скюдери, -
но у итальянцев, испанцев и даже французов я не взял вовсе ничего, - ведь
то, что является учебой, когда имеешь дело с древними, превращается в
воровство, когда речь идет о новых". Конечно, на это можно возразить, что
лучше брать чужое, как Корнель, чем творить свое, как Скюдери, но, хотя
талант последнего был весьма скромен, приведенные слова обличают в нем
человека здравомыслящего и честного, и к ним стоит прислушаться. Тех же
мыслей придерживался и Ламот ле Вайе; в одном из писем, процитированном
Бейлем в статье "Эфор", он говорит: "Читать древних и пользоваться плодами
их трудов - все равно что пиратствовать в чужих водах, но красть у своих