"Индия Найт. Почему ты меня не хочешь? " - читать интересную книгу автора

меня была замечательная: квартира на улице Марэ, отличные друзья,
потрясающее бистро на первом этаже моего дома - оттуда мне частенько
присылали чашку старого доброго лукового супа, когда я болела простудой или
мучилась похмельем. Единственной ложкой дегтя в моей бочке меда была
работа. Трудно получать удовольствие от бесконечных переводов документации
о расширении нефтехимических компаний. Однако, как оказалось, чем скучнее и
научнее тексты, тем больше стоят переводы, так что на жизнь я себе
зарабатывала легко. Периодические влюбленности и романы добавляли прелести
моей жизни, и в целом, оглядываясь сейчас назад, я могу сказать, что те
времена были абсолютно счастливые.
С Домиником Мидхерстом я познакомилась, когда мне было тридцать четыре
года. Нас свел мой голубой папуля - он всегда неровно дышал к современной
живописи. (Где-то в конце шестидесятых, я еще была ребенком, папа решил,
что в нашем доме должны быть белоснежные стены, полы с белым пластиковым
покрытием и огромные жуткие картины, на которых, как мне сейчас кажется,
были изображены мясные туши. Хотя думаю, что вряд ли полотна занимали все
стены, тем более что потолки в нашем жилище были в два раза выше, чем в
обычных домах. А еще в туалете на первом этаже у нас висела картина, где
был нарисован - надо сказать, весьма реалистично - совершенно розовый
эрегированный пенис. Картина неизвестного художника называлась, не без
основания, "Le Penis", и я всегда подозревала, что автор ее - папа.)
Доминик на пару лет моложе меня. Когда мы с ним познакомились, он
только начинал строить свою империю. Раньше других Доминик понял важность
рекламы и пиара и собрал вокруг себя кучку молодых концептуальных
художников (что вообще означает это слово? Разве не у каждого художника
есть своя концепция? Все равно что в рекламе дома на продажу написать
"архитекторский проект"), чьи имена частенько красовались на страницах
бульварных газетенок в связи с очередным скандалом.
Папа купил у него пару работ - их и картинами-то можно назвать с
большой натяжкой - для своей квартиры, оформленной в стиле шестнадцатого
века, а спустя несколько месяцев выяснилось, что Доминику нужен человек,
способный переводить его толстенные и очень многословные каталоги. И хотя
папа всегда заявлял, что не слишком симпатизирует Доминику, он все-таки
предложил ему нанять в переводчики меня. Ни сама идея получить работу по
отцовской протекции, ни искусство, пропагандируемое Домиником, ни он сам -
бледный, тощий, холеный блондин - меня совершенно не привлекали, но я
согласилась, так как иначе мне рано или поздно пришлось бы переехать в
Брюссель и трудиться там в Европейской комиссии. Работая на Доминика, я
могла остаться в своей любимой квартире, по-прежнему получать снизу луковый
суп и продолжить свой роман с владельцем книжной лавки, законченным
фетишистом, который таял при виде ступней (фетишизм - конечно, совершенно
необъяснимое явление, но ступни...). Поэтому я и начала переводить
маловразумительные каталоги Доминика.
Со временем Доминик решил, что будет удобнее, если я стану работать не
дома, а в его парижской галерее (их у него тогда было две - одна в Париже и
одна в Лондоне, и он постоянно разрывался между ними), чтобы при переводе
описания очередной картины шедевр находился у меня перед глазами - дабы
внести ясность. Помимо перевода смехотворных, якобы высокоинтеллектуальных
идей, изложенных неимоверно путаным, якобы очень высоким слогом, я стала
постепенно заниматься и повседневными делами галереи. В том числе мне