"Эгнате Ниношвили. Гогия Уйшвили " - читать интересную книгу автора

горбатым под их тяжестью, а теперь вот еще что выдумали! Уж лучше бы просто
убили нас! - говорил, задыхаясь от обиды, Гогия и сосал свою трубку с
коротким чубуком.
- Может быть, он и греет руки на этом, кто его знает. Но так уж он
постановил... - сказала печально Марине.
- Что из того, что он так постановил? До Нового года меня не тронут.
Дождусь я Нового года и тогда...
- А что тогда? - проговорила тихо Марине. - И тогда десять рублей нам
никто не даст.
И все же Гогия решил ждать Нового года. До Нового года осталось всего
семь дней, за это время неразорят его дом, а там он постарается что-нибудь
устроить и как-нибудь уплатить.


II

Был канун Нового года. Ночью шел снег, но утром небо прояснилось.
Обессиленное зимнее солнце лениво выползло на совершенно чистый синий
небосклон. Лучи его мягко проникали сквозь засыпанные снегом ветви деревьев.
Гогия Уйшвили сидел у себя дома; словно позабыв о всех огорчениях и
бедах, он весело болтал с женой и ласкал своих ребят. Он был доволен собой,
потому что к встрече Нового года у него были припасены и вино и хлеб.
И Марине, дорожившая, как милостью божьей, улыбкой радости на лице
мужа, в то утро считала себя, счастливой. Словно шестнадцатилетняя девушка,
она с веселым смехом хлопотала по хозяйству: пекла к Новому году ватрушки с
сыром из пресного теста. Дети щебетали, как ласточки, и резвились:
приближался Новый год, ватрушки пеклись, должны были зарезать свинью и кур,
да еще родители были веселы, что так редко случалось в их семье. О чем еще
они могли мечтать? Особенно суетилась младшая дочка, по имени Тебро, двух с
половиной лет.
- Нэна, ты испечешь большой каравай? - спрашивала она мать, по-детски
коверкая слова.
Или подбегала к отцу и шептала:
- Папа, завтра Новый год, я сегодня спать не буду!
- Да, деточка, Новый год завтра. Святой Василий пожалует к нам. И хлеб,
и мясо, и чичилаки,[3] Над очагом висел прокопченный деревянный багор с
крюком. Вот вся обстановка дома Гогии Уйшвили. К этому сегодня прибавился
еще и чичилаки, выглядывавший из темного угла, как седобородый старец. На
стене над чичилаки висело ружье, которое Гогия одолжил у своего тестя, чтобы
утром выстрелом встретить Новый год. Наговорясь с ребятами в свое
удовольствие, Гогия обратился к жене:
- А ну, Марине, ставь воду на огонь! Покончу я с этой возней, заколю
борова и зарежу кур, - сказал он.
- Что ты всегда торопишься, все спешишь! Погоди немного, напеку
ватрушек, ты поешь их горячими и возьмешься за работу. Работа не уйдет, -
ласково возразила мужу Марине, переворачивая на глиняной сковородке
ватрушки. Ватрушка потрескалась от жара и вытекавший из нее жирный сыр
аппетитно зарумянился сверху.
Гогия послушно отложил работу и стал ждать, пока испекутся ватрушки.
Чтобы убить время, он пошел осматривать курятник и свинарник и, когда